Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). Курс лекций

Ответ на эти вопросы можно найти в одном из источников, которыми пользовался (как установил еще А. А. Шахматов) автор «Повести временных лет». Мы имеем в виду «Сказание Епифания Кипрского о 12 драгоценных камнях на ризе первосвященника». Здесь дается не только описание камней и их свойств, но и упоминаются имена сыновей Иакова, выгравированные на каждом камне, а заодно дается их характеристика. Судя по всему, именно порядок перечисления камней и определил последовательность упоминания сыновей Владимира. Каждый из них получал таким образом «невидимую невооруженным взглядом» косвенную этическую характеристику, совпадавшую с характеристикой того или иного сына Иакова. Дочери же Владимира и Рогнеды потребовались для того, чтобы все Владимировичи заняли подобающее им место, а заодно и характеристику. Как же выглядит в этом «нравственном зеркале» Святополк?

Вот характеристика соответствующего ему седьмого сына Иакова Дана:

Источник[547]

Как видим, и здесь речь идет о не совершенном Даном-Святополком преступлении! Остается только выяснить, против кого оно замышлялось. В «Сказании о 12 камнях» говорится об Иосифе. Думаю, читатель уже догадался, кто ему соответствует в перечне 6488 г. Конечно же, св. Борис, Кстати, чуть ли не все эпитеты, которыми награждает его летописец в рассказе о трагических событиях 1015 г., заимствованы из библейских рассказов об Иосифе Прекрасном.

Ничего неожиданного в данном выводе для нас уже, пожалуй, нет. Интересно другое: вставляя в текст летописи фрагмент, осуждающий Святополка, летописец тут же «реабилитирует» князя в глазах читателя. Однако кто был способен разгадать подобный «ребус»?

Мы привыкли думать, что летопись составлялась по княжескому заказу и соответственно предназначалась именно для князя. Обилие в летописи косвенных цитат, сложная образная система, на которой строится летописное повествование, заставляют усомниться в том, что автор адресовал свое произведение только ему. Обнаружить в летописи выявленный нами второй смысловой ряд, основанный на использовании библейских образов, было, очевидно, по силам лишь просвящённому человеку. Следовательно, можно полагать, что летописец адресовал сокровенный «текст» своего трудя совершенно определенной аудитории. Ее, в частности, могли составлять такие же начитанные монахи, как и он сам. Однако и для них выявление столь тонких намеков, как разобранный нами пример со Святополком — «козлом отпущения», было, пожалуй, слишком сложной задачей. Но тогда для кого он писал?

Ответ на этот вопрос, как мне представляется, кроется и названии древнейшей из дошедших до нас летописей:

Источник[548].

«Временные лета», которые здесь упоминаются, обычно переводятся как «преходящие», «минувшие», «прошедшие» или «древние годы». Однако в «Толковой Палее» (популярном на Руси толковом «Ветхом Завете») 1406 г. мы встречаем такое словосочетание совсем в ином контексте. В приведенной там цитате из «Деяний апостолов» читаем:

Источник[549]

Близко по смыслу и название в «Генадиевской Библии» «Апокалипсиса»

«временных притчей проречениями»[550]

Поскольку в обоих приведенных случаях речь идет о конце света, постольку есть все основания полагать, что в названии «Повести временных лет» имеются в виду не только прошедшие и преходящие годы, но и конечная цель повествования («Се — по вести временных лет», т. е. «до знамения конца света»): оно должно быть доведено до Царства Славы, когда наступит последний день мира сего (временного). Это — та идея, которая объединяет всю «Повесть», придавая ей единство, цельность, законченность.

Но тогда несколько уточняется само содержание «Повести» и цель ее создания. Летописец скорее всего писал своеобразную «книгу жизни», которая должна будет фигурировать на Страшном суде.

Созданный летописцем перечень деяний людей и их моральных оценок, видимо, в первую очередь предназначался для Того, кому в конце концов должны были попасть летописные тексты. А уж Он-то, вне всякого сомнения, разберется с любым «ребусом», созданным человеком. Этого потенциального Читателя летописец ни при каких условиях не мог игнорировать при составлении летописного известия. Ему же лгать нельзя. Пред Ним меркнет воля любого князя, любые «политические страсти и мирские интересы». Забывать об этом — значит отказаться от того, чтобы понять летописца, а следовательно, и оттого, что он написал. Летописец был христианином в полном смысле слова и хотя бы уже потому не мог не ориентироваться в своих поступках на христианскую систему нравственных ценностей. Для того чтобы понять это, надо просто захотеть услышать человека, мыслящего и говорящего иначе, чем мы. И чуть-чуть усомниться в собственной непогрешимости.

Итак, при ближайшем рассмотрении рассказ о бегстве Святополка и его смерти оказывается «инсценировкой» библейской установки, как «должно быть» с братоубийцей. Реальная же картина смерти бывшего туровского князя вряд ли когда-нибудь станет нам доступна.