Смыкая эти наблюдения с наблюдениями над более поздними сфрагистическими материалами, мы получаем возможность конкретизировать этот вывод. В новгородской сфрагистике XIII в. вплоть до конца указанного столетия нет каких-либо кардинальных перемен сравнительно с XII в. По-прежнему в этот период господствует княжеская булла, причем господствует безраздельно (табл. 157,
Существует одно немаловажное обстоятельство, которое служит подкреплению такой характеристики. Уже давно замечено, что самым поздним новгородским документам свойственно существенное видоизменение приведенной выше конституционной формулы. Если первоначально эта формула гласила: «А без посадника ти, княже, суда не судити», то в Новгородской судной грамоте XV в. она как бы вывернута наизнанку: «А без намесников великого князя посаднику суда не кончати». Надо полагать, именно это изменение, свидетельствующее о переходе приоритета в смесном суде от наместника к посаднику, лучше всего согласуется с московскими требованиями, сформулированными в Яжелбицкой грамоте 1456 г. и в Коростынской грамоте 1471 г.: «А печати быти князеи великих» (Грамоты Великого Новгорода и Пскова, 1049).
Обращение к печатям XIV–XV вв. подтверждает именно такое понимание цитированного тезиса. Наблюдение над всей массой новгородских княжеских булл обнаруживает, что их количество резко сокращается в княжение Василия Дмитриевича (1389–1425 гг.). Буллы Василия Темного и Ивана III чрезвычайно редки. Напротив, с начала XV в. в Новгороде получает массовое распространение так называемая «Новгородская печать» или «Печать Великого Новгорода» (табл. 158,
Мы видим, что вислые печати, изученные в их совокупности, оказались красноречивым источником при установлении важнейших дат в истории государственных преобразований Новгорода. Эта их возможность проиллюстрирована наблюдениями над памятниками княжеской сфрагистики. Однако и другие разряды новгородских печатей дают не менее интересные отправные точки для решения подобных проблем.