Древняя Русь и славяне

Болеславичей – Болеславу IV (1146–1173); через несколько лет по его смерти краковская знать предпочла великопольскому князю Мешку III (краковский сениор в 1173–1177, 1199–1202 гг.) самого младшего из братьев – Казимира II (1177–1194), который, однако, был вынужден в течение всей жизни отстаивать Краков от притязаний Мешка. Все это свидетельствует, что династическое право Пястов и во второй половине XII в. продолжало определяться принципом генеалогического старейшинства. Разумеется, крах Владислава II означал крушение планов Болеслава III реформировать столонаследие (коль скоро таковые планы были), как и на Руси о сопротивление младших Мономашичей разбился династический проект их отца и старшего брата.

Вопрос о типологическом сходстве завещания Болеслава III с проектом Владимира Мономаха – Мстислава Великого остается, таким образом, открытым, но на такой же вопрос о его аналогичности «ряду» Ярослава Мудрого надо, на наш взгляд, со всей определенностью ответить отрицательно. Ни завещание Болеслава III в Польше, ни завещание Бржетислава I в Чехии не стояли у истоков династического сеньората, который в обеих странах возник много раньше. Уже по одной этой причине они занимают в эволюции сеньората совсем другую типологическую ячейку, нежели «ряд» Ярослава на Руси, являвшийся именно первой, учредительной, попыткой построить политическую систему на принципе династического старейшинства. Завещание же Бржетислава I, если верны наши наблюдения, вообще порывало с corpus fratrum, то есть должно рассматриваться совсем в ином типологическом ряду – например, в сравнении с династическим единовластием, сменившим последние пережитки родового совладения в Западнофранкском (Французском) королевстве после смерти Людовика IV (умер в 954 г.)[65], а в Восточнофранкском (Германском) – согласно порядку престолонаследия, осуществленному Генрихом I (919–936)[66].

Помимо своей типологической инакости, «ряд» Ярослава отличается чрезвычайной оригинальностью и в деталях. Об удивительном «триумвирате» старших Ярославичей, то есть своего рода коллективном сеньорате, сопровождавшем индивидуальный сеньорат Изяслава, уже упоминалось. Бросается в глаза также и необычный «чересполосный» характер уделов трех старших Ярославичей: Киев и Новгород Изяслава разделены Смоленском Вячеслава, Чернигов и Тмутаракань Святослава – степью, Переяславль и Ростов Всеволода – вятичскими землями Черниговского удела Святослава[67]. Подобная территориальная структура не находит себе никакого соответствия в завещаниях Бржетислава I и Болеслава III. Зато такие соответствия имеются в династических разделах Франкского государства VI–IX вв., где этот феномен выражен даже более ярко и находит себе убедительное объяснение. Но этой стороне дела посвящена отдельная работа[68].

II. «Ряд» Ярослава Мудрого в свете европейской типологии [69]

Существенной, иногда определяющей составной частью политического строя древнейшей Руси были междукняжеские отношения. Коль скоро в отечественной науке утвердился взгляд на древнерусское общество как на (ранне)феодальное, исследователи не раз приходили к выводу, что ярко выступающая в источниках династически-родовая терминология служила лишь формой для феодальных по сути междукняжеских отношений[70]. Не вдаваясь здесь в дискуссию на данную тему, заметим только, что если даже смотреть на династические порядки внутри древнерусского княжеского рода лишь как на формальную оболочку, это все равно не снимает вопроса, отражала или нет ее эволюция сущностные общественно-политические процессы. Не говорим уже о том, что именно династически-родовая конъюнктура отражена в письменных источниках много полнее, чем какие-либо другие стороны общественной жизни Древней Руси. В династической же истории княжеского дома раздел Руси между сыновьями киевского князя Ярослава Мудрого (1019–1054), предпринятый по завещанию последнего (так называемый «ряд Ярославль»), стал одним из важнейших этапов.