Древняя Русь и Великая степь

Обывателю свойственны две крайности, часто совмещающиеся при игнорировании логики: фатализм и волюнтаризм. Он считает, что либо все происшедшее было неизбежно, либо оно произошло благодаря доброй или злой воле тех или иных деятелей. Первый вариант удобен потому, что он избавляет от необходимости думать и искать причинно-следственные связи, второй — потому, что он дает разгуляться чувствам и заменить анализ симпатиями или антипатиями. Так, один современный автор озаглавил свою книгу так: «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир»[817] (выделено мною. — Л. Г.). Вот уж кто не мог даже мечтать о престоле, когда он таскал на себе тайджиутскую колодку, когда его молодую жену увезли меркиты, когда его покинули родные дядя и брат, предал спасенный им Ван-хан и когда на него навалилось огромное войско найманов. В эти годы Тэмуджин думал, как спасти жизнь своей семьи и свою, а то, что ему удалось одержать победы над могучими и безжалостными врагами, — это вопрос, который следует ставить корректно.

Конечно, все можно свалить на судьбу, которую нынче называют «исторической закономерностью». «Они, мол, победили потому, что не могли не победить» — это часто можно слышать, но не стоит слушать. Ход событий статистичен, но в нем всегда бывают зигзаги, определяемые вероятностью уклонений. Для истории человечества это мелочи, а для живых людей — отнюдь нет.

После этих событий история Азии пошла так, как будто Чингисхана и его завоеваний не было. От них осталась лишь память. «Но, — спросит читатель, — для чего же написана эта книга, если она не дает простых ответов и оценок?»

А вот для чего. Этносы возникают как природные феномены вследствие пассионарных толчков — мутаций. Надо показать, как это происходит. Этнические системы теряют энергетический заряд вследствие энтропии, из-за чего молодые этносы потенциальнее старых. Это объясняет успехи монголов в XIII в. и их быстрый упадок в XIV в. Объяснение кровавых событий путем сопоставления их с натуральными катаклизмами снимает стремление к дискриминации отдельных этносов, переживающих фазу подъема пассионарного напряжения. Это протест против расизма и европоцентризма, ибо каждый ныне спокойный этнос пережил свою буйную молодость. И, наконец, монголы, тюрки, хунны, сарматы и скифы ничем не хуже эллинов, римлян, арабов, французов, немцев, англичан, потому что закономерности этногенезов глобальны. А то, что каждый этнос имеет право на свою культуру, свой строй мыслей и свои идеалы, увы, приходится доказывать. И кочевники Великой степи не исключение. Для этого написана книга.

135. Схема хода событий

В XII в. на Западе и на Дальнем Востоке сохранялось политическое равновесие. Силы крестоносцев, византийцев и мусульман оказались почти равными, и Иерусалимское королевство могло благодаря этому поддерживать существование. На берегах Желтого моря мирно сосуществовали киданьская империя Ляо и тангутское царство Си-Ся. Уйгурия жила спокойно, богатея за счет караванной торговли. Ханство кимаков безмятежно разваливалось, разъедаемое враждой с племенами гузов и канглов, а Великий Сельджук — султан Санджар — содержал в порядке Среднюю Азию и Восточный Иран. На этом фоне Древняя Русь, уже превратившаяся из каганата в конфедерацию восьми «полугосударств»,[818] могла не опасаться ни восточных, ни западных соседей. Но беда пришла, все перепуталось, кровь потекла и засохла на опустелой земле, города вспыхивали, как костры в ночи, а жены и матери Южной Сибири оплакивали своих мужей и сыновей. На Дальнем Востоке, от Уссури до Селенги, произошел пассионарный толчок.[819]

В роковое двадцатилетие (1115–1135) на границе тайги и степи две группы разрозненных сибирских племен сплотились в два могучих этноса: чжурчжэней и монголов, схватившихся насмерть друг с другом. Военное счастье улыбнулось монголам. Это позволило им решать насущные задачи внешней политики. Если еще в прошлом веке историки не сомневались в том, что монгольский улус Чингиса и его потомков был плодом их стремления покорить мир, что монгольские завоевания были совершены многочисленными скопищами, которые двигались подобно саранче, уничтожая на своем пути культурные, просвещенные и почему-то бессильные оседлые государства, то в наше время накоплены знания и о монголах, и об их соседях, противоречащие концепциям, существующим только вследствие привычности.