Древняя Русь и Великая степь

При подборе сведений о русско-половецких столкновениях по Лаврентьевской летописи оказывается, что за 180 лет (1055–1236 гг.) половцы нападали на Русь 12 раз, русичи на половцев — 12 раз, а совместных русско-половецких операций в междоусобных войнах было 30.

Но если мы рассмотрим период после походов Мономаха, завоевавшего степи от Дона до Карпат, то характер столкновений изменится значительно, причем уместно разобрать и проверить примеры, приводимые как доказательство «жестокой вражды» между «своими погаными» и русскими князьями.[882]

1120 г. «Ярослав ходи на половци за Дон и, не найдя их, вернулся» (стб. 292). Так можно ли пройти по вражеской земле 1000 км без столкновения с неприятелем?

1125 г. «Битва с половцами Ярополка» (стб. 285–296) — на самом деле набег половцев «на торкы проклятыя», кровных врагов половцев, которым Ярополк Владимирович оказал помощь.

1152 г. «Тогда же Мстиславу Изяславичу поможе Бог на половци: самех прогна, а веже их пойма, и коне и скоты их зая и множество душ христьянсх отполони» (стб. 339). Это «тогда же» происходило во время похода Юрия Долгорукого на Изяслава, когда в 1149 г. Юрий призвал на помощь половцев (стб. 331, 323–324, 328). В 1152 г. сын Изяслава Мстислав нанес удар союзникам своего противника, т. е. налицо обычное участие половцев в междоусобице (стб. 330–335).

1153 г. «Посла Изяслав сына своего Мстислава на половци к Песлу, зане пакостяхуть тогда по Суле, он же не дошед до них и възвратися вспять» (стб. 340).

1154 г. «Тое же весны пришедше половци воеваша по Роси» (стб. 345). На самом деле их привел Глеб Юрьевич, «вборзе» разбил волынских князей (стб. 342–343), но берендеи разбили половцев, которые поссорились с Юрием Долгоруким и уехали в степь.

1169 г. «Поход половцев на Киев и Переяславль» (стб. 357–361). Не было похода! 3 тыс. половцев пришли заключать договор с Глебом Юрьевичем, но часть их по пути произвела грабежи и была разгромлена 1500 берендеями. Учтем, что средние армии того времени — до 50 тыс.; значит, половцев в этот раз было 6 % от нормального войска.

1171 г. «Тое же зимы придоша половци на Киевскую сторону и взяша множество сел» (стб. 362). При отходе половцев изрубили торки и берендеи и освободили полон — 400 человек (стб. 363).

Историками правильно отмечается жестокость половцев как активной силы в междоусобицах. Не буду их оправдывать, но были ли русские дружинники добрее? И имеет ли это отношение к политическим коллизиям, когда русские князья использовали не только половцев, но и торков, ливов, ятвягов как наемные войска? Надо думать, что вопрос об их добросердечии князей не интересовал. Ведь в 1216 г. в Ростово-Суздальской земле, без участия половцев, «пошли сыновья на отца, отцы на детей, брат на брата, рабы на господина, а господин на рабов».[883] И на берегах Липицы за один день 21 апреля легло 9233 русских воина, убитых русскими же. Обскурация — фаза жестокая. Это этническая старость, а ничто так не старит, как возраст.

144. Приговор по делу половцев

Попробуем найти причину переходящей научной ошибки. По-видимому, привычная для обитателей Московской Руси ситуация, продлившаяся с XIV до конца XVIII в., т. е. до завоевания Крыма, была экстраполирована в древность. Трехсотлетняя война на юго-восточной границе России заслонила явления совсем иного характера, ибо Крым и ногайские орды могли держаться так долго только потому, что за ними стояла могучая Османская империя. А ведь у половцев и торков такой заручки не было.

Даже в гимназических учебниках, формировавших мышление будущих историков, фигурировал выдуманный термин «степняки-кочевники», хотя на самом деле этносы, населявшие Великую степь, различались между собой и по способу хозяйства, и по быту, и по религии, и по историческим судьбам. Достаточно было этого не учесть, чтобы верный вывод стал недостижим.

Да и вялая Древняя Русь XII–XIII вв. мало походила на Московскую, энергичную, трудолюбивую, набухавшую новой пассионарностью. Нам, людям XX в., привычны ритмы акматической фазы — молодость и зрелость этноса. Поэтому нам трудно представить, что наши предки, уступившие нам место в жизни, «дожили до глубокой старости», в которой тоже есть свое очарование, но не то, которого мы ждем.

Дискретность этнических процессов трудно представить людям, воспитанным на эволюционизме, но ведь и тем было трудно преодолеть средневековые представления об истории как простой смене правителей. Однако, если победить врожденную косность мышления, нам удастся избавиться от многих недоумений, избежать многих натяжек и приблизиться от ответа на вопросы «что?» и «как?» к ответу на вопросы «почему?» и «что к чему?» и на Руси, и в Половецкой степи.