Древняя Русь и Великая степь

Этика, базировавшаяся на капиталистических общественных отношениях, была несимпатична ни русским, ни татарам, ни византийским грекам. Экономические интересы, господствовавшие в условиях зародившейся в романо-германской Западной Европе формации, были им непонятны, проявления их вызывали отвращение. Даже хан Джанибек, узнав, что случившимся в причерноморских степях массовым падежом скота, вызвавшим голод, воспользовались генуэзцы, чтобы по дешевке покупать у татар детей для работорговли, возмутился и двинул войско на Кафу. Ему было просто непонятно, как можно использовать беду соседа для легкого обогащения. С его точки зрения, это было очень дурно.

С татарским войском в Крым пришла «черная смерть» — чума, опустошившая Европу. Сама Природа выступила против хищничества генуэзских торгашей.

Мамай не был столь предусмотрителен и стал союзником генуэзских купцов. Ему и в голову не приходило, что его считали неполноценным, не любили, а использовали. И он стал жертвой контакта на суперэтническом уровне. Зато его дети, успевшие уйти на литовскую Украину, уцелели.

Но, повторяю снова, моральные оценки для природного процесса — этногенеза — недействительны. В XIV в. Западная Европа находилась в финале акматической фазы, пассионарное напряжение которой породило колониальную экспансию. «Монголосфера», растратившая свою пассионарность в междоусобных войнах, вступала в фазу надлома. Распад ее был неизбежен, несмотря на наличие богатых земель, повышенное увлажнение степей, позволявшее увеличить выпас скота, и множество доблестных богатырей, верных своим природным ханам.

Откуда пришли миазмы распада — пока неясно. Поэтому отступим на шаг по шкале линейной хронологии, дабы расширить диапазон обзора и увидеть явление (феномен) более полно, а тем самым и более точно.

XXVI. Панорама

179. Смена цвета времени

В начале XIV в., после смуты, владения потомков Чингисхана были самой обширной и самой могучей державой в ойкумене. Разделенная на четыре больших улуса: империю Юань в Китае и Монголии, царство ильханов в Иране, Джагатайское ханство в Средней Азии и улус Джучиев, включавший Золотую Орду, Белую Орду на Иртыше и Синюю Орду — кочевья от Тюмени до Аральского моря, она, казалось, не имела опасных врагов и достойных соперников. Но к концу XIV в. эта «монголосфера», как ее назвал Г. В. Вернадский, развалилась почти бесследно. Осколком, не потерявшим жизнеспособности, оказался небольшой этнос дурбэн-ойратов, продержавшийся до XVIII в. Он был истреблен китайцами в 1759 г.

Как исчезла «монголосфера»? И главное, почему? На первый вопрос ответила история, на второй должна ответить этнология. Поэтому целесообразно в историческом исследовании ограничиться обзором хода событий (не отвлекаясь на анализ деталей) и сосредоточить внимание на рассмотрении их связей, как системных, так и визуальных. Тут читателя ждут неожиданности, тем более существенные, что они подкреплены строгими доказательствами, полученными благодаря исследованиям, основанным на синтезе гуманитарных и естественных наук. В географии без истории, как и в истории без географии, «встречается протыкание», что отметил еще мыслитель XVIII в. И. Н. Болтин. Этнология — наука, заполняющая трещину между историей и естествознанием, дабы трещина не превратилась в пропасть.

Как уже говорилось, монгольский виток этногенеза начался в XI в. В фазе подъема монголы совершили свои завоевания и рассеяли свою пассионарность среди китайцев, тюрок, персов и русских, что способствовало, с одной стороны, ослаблению самой Монголии, а с другой — усилению окраин «монголосферы». Жестокая гражданская война 1259–1301 гг. унесла лучшую часть монгольских батуров, внуков «людей длинной воли», и в XIV в. политическое единство Монгольской империи держалось только на инерции. В самой Монголии появилось много персов, тюрок, русских и китайцев, как женщин, так и мужчин: ремесленников, торговцев и ученых, отнюдь не пассионарных, но перемешавшихся с монголами. Историк Омари отметил, что в улусе Джучиевом монголы растворились среди кыпчаков. В Иране монголы частично сохранились, но стали мусульманами и утратили ведущее значение. А в Средней Азии монгольская пассионарность стимулировала регенерацию утраченной в XII в. военной доблести и тюркоязычной литературы, т. е. мусульманской культуры. С. П. Толстов остроумно заметил, что держава Тимура стала копией султаната хорезмшахов, с той лишь разницей, что столица из Гурганджа была перенесена в Самарканд.[1036]

Евразия в XII–XIV вв.

А в том же XIV в. новый пассионарный толчок поднял на месте Византии османскую Турцию, а в Восточной Европе — Литву и Россию. Критическим периодом для смены «цвета времени» был конец века. Рассмотрим некоторые детали этого отрезка истории, связанные с нашей темой.