Читаем Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека полностью

Довольно рано слово глава стало обозначать «вдохновителя» какого-то дела, скорее всего под влиянием «образа» византийского слова kephalé, для которого свойственны значения и ‘голова’ и ‘глава’. Митрополит Никифор, грек, в 1121 г. обращался к Владимиру Мономаху, великому князю Киевскому (он тоже знал греческий язык), со словами: «К тобҍ, добляя глава наша, и всеи христианьстҍи земли слово се есть!». Слово глава можно истолковать здесь как ‘вершина’, как ‘руководство достигнутым, сделанным, отвоеванным’. Иногда его можно было понимать и в прямом смысле; вот что говорит Епифаний Премудрый о Сергии Радонежском: «Вся убо сиа чудная она глава добрҍ устрои» (Жит. Сергия, с. 368), здесь как будто отражена игра слов; но это вовсе не значит, что Сергий, игумен, – «голова», он – «глава» всему

В литературе можно найти указания на то, что в древности у индоевропейцев представление о божественной власти метафорически обозначалось с использованием образа «головы» (Бенвенист, 1969, т. II, с. 35 и сл.). «Глава» в отличие от «вождя» – руководитель скорее духовный, чем политический или военный; глава воплощает обычно не только исполнительную, но и законодательную власть (там же, с. 15). Древнейшие примеры переносного употребления слова глава в этом смысле – все из практики церковных деятелей. Сочетание сотенный голова (со словом голова в русской форме) появилось не ранее XVII в. (Улож. 1649 г., с. 16); сочетание начальные головы для обозначения рядовых начальников известно в деловых текстах с XVI в. (СлРЯ ХІ–ХѴII вв., вып. 4, с. 63).

Обратимся к слову вождь (древнерусский его вариант – вожъ). В «Пандектах» оно использовано для передачи значения ‘поводырь’, ср.: «Горе вамъ, вожеве слҍпии» (с. 222б), это цитата из Евангелия, переведенного за три столетия до этого; во всех остальных случаях там, где в болгарском тексте стоит вождь или водець, русские переводчики предпочитают слово наставникъ (Пандекты, с. 208б, 222). Говоря о деспоте, в качестве его обозначения книжники предпочитали славянское слово владыка или даже старҍишина, но греческое hodegós ‘проводник, ведущий’ они всегда передавали словом вождь (Ягич, 1902, с. 63). В начале XII в. игумен Даниил сообщал, что «невозможно бо безъ вожа добра и безъ языка испытати и видҍти всҍхъ святыхъ мҍстъ» (Хож. игум. Даниил., с. 4), потому что в чужих странах нужен и проводник, и толмач, истолкователь; в 1348 г. другой странник, Стефан Новгородец, повторял буквально те же слова. Русское по облику слово вожъ всегда сохраняло исконное конкретное значение корня даже в церковных текстах: Сергия Радонежского также звали «игумен и вожь» (Жит. Сергия, с. 336). Во всех древнерусских переводах и оригинальных текстах вожь – всегда еще предводитель, который идет впереди, указывая путь; слово обозначает скорее поводыря, чем вождя. Это также вполне соответствует исконному и прямому значению корня – ‘тот, кто ведет’. «Глаголаху же ми вожеве, яко не вҍма, камо идемъ, владыко царю Александре!» (Александрия, с. 77); «вожди» войска Александра Македонского также всего лишь проводники, заплутавшие в пути. У значения слова вождь нет собирательности, потому что вообще нет еще общих именований для руководителя и каждый раз, в новом строю или в новом деле, таковым может стать другой, не тот, кто был прежде. «Еже приемлеть чинъ вожа, иже есть предстатель» (Пандекты, с. 1645); вожь обозначает здесь того, кто стоит впереди, только и всего. Еще никак не выражен перенос значения: «Будеть ты вождь и помощникъ» (Флавий, с. 191), вождь – всего лишь помощник; «Алчьба здравию мати, а уности вожь, старцемъ красота» (Пост, с. 26), и в этом тексте слово вожь употреблено все в том же значении ‘ведущий’, оно обозначает того, за которым надлежит следовать. Пока существует и действует «воевода», «вожь» не может статьвождем – это ясно. Слово вожь вообще не могло стать заменителем слова вождь, потому что в русском варианте первого из них навсегда закреплено конкретное значение ‘ведущий’, ‘поводырь’. Слово вождь стало известно наряду со словами воевода и боярин только в XVI в.: «И посла собрати вся великиа воеводы, и сатрапаты, местныя князя, и вожда, и мучителя, и сущиих над властьми» (Четьи-Минеи, с. 1176).

Перейти на страницу:

Все книги серии Древняя Русь: наследие в слове

Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека
Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Первая книга трилогии посвящена исследованию социальных терминов Древней Руси. Описаны термины родства, социальных и бытовых отношений, сложившиеся на Руси в течение нескольких веков. На изменении содержательного смысла слов показано преобразование общественной среды существования, отраженное в сознании средневекового человека. Понятия народа, государства, общества, многочисленные формы выражения дружеских, соседских или враждебных связей, отношение к миру, стране и земле, представление о жизни, болезни и смерти, оценка человека, людей и народов по их принадлежности - все это показано на материале древнерусских источников и в связи с классическими работами по истории восточных славян. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей русского слова.

Владимир Викторович Колесов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло
Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло

Во второй книге автор продолжает исследовать древнерусскую ментальность. Работа посвящена описанию этических и эстетических категорий, раскрывающих смысл антитезы Добро и Зло. Предметом исследования стали такие понятия, как красота, вера, надежда, любовь и др. Книга дает комплексное представление о развитии средневековых взглядов на мораль восточных славян; в ней рассматриваются семантические и этимологические особенности слова, изменявшиеся под влиянием нравственных норм. Исследование построено на анализе различных летописных источников, характеризующих взаимопроникновение языческих образов и христианских символов, отраженных в смысловом развитии коренных славянских слов и содержании классических текстов. Книга предназначена для всех интересующихся историей русского слова.

Владимир Викторович Колесов

Языкознание, иностранные языки
Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт
Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт

В книге рассматривается формирование этических и эстетических представлений Древней Руси в момент столкновения и начавшегося взаимопроникновения языческой образности славянского слова и христианского символа; показано развитие основных понятий: беда и лихо, ужас и гнев, обман и ошибка, месть и защита, вина и грех, хитрость и лесть, работа и дело, долг и обязанность, храбрость и отвага, честь и судьба, и многих других, а также описан результат первого обобщения ключевых для русской ментальности признаков в «Домострое» и дан типовой портрет древнерусских подвижников и хранителей — героя и святого.Книга предназначена для научных работников, студентов и аспирантов вузов и всех интересующихся историей русского слова и русской ментальности.

Владимир Викторович Колесов

Языкознание, иностранные языки

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология