Читаем Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека полностью

Враг противопоставлен другу – это непреложно устанавливается по тем высказываниям, которых так много и в «Пчеле», и в летописях. Друг – побратим, сторонник, который иногда ближе даже родственника по крови. Кто же тогда враг?

Если рассмотреть близкие по смыслу слова других языков, окажется, что враг отверженный, тот, кто извержен из рода, наводит беду на всех остальных, он всегда зол, к нему относятся с неприязнью остальные члены племени. Отсюда такие значения слов: ворожить – накликать беду, вредить, ворожа – жеребьевка (при которой, возможно, и решалась судьба врага). Со временем перенос значения шел по линии отвлеченно понимаемого злого духа: врагом стали называть беса, дьявола, сатану. Происходило это не без влияния греческих текстов, в которых echthrós (т. е. собственно ‘враг, внушающий ненависть’, сам этот враг – ненавистный, враждебный и злой) стало пересекаться со значениями слов дьяволъ и демонь (Ягич, 1902, с. 69, 86; Сперанский, 1960, с. 138). Сначала происходило это только в описательных выражениях, вроде таких: злокозненный врагъ, прельстительный врагь, вечный врагъ, вражья сила, невидимый врагъ и др.; но со временем стало ясно, что именно такой враг (враг христианства) причастен к тем бедам, на которые один человек обрекал другого. В рассказе 1175 г. об убийстве князя Андрея Боголюбского действует подобный враг, он подбивает на смертное дело «скверныхъ и нечестивыхъ пагубоубийственныхъ ворожбитъ своихъ» (Ипат. лет., с. 208б); ворожбитъ в этом тексте – злодей, злоумышленник. Да и слово вражда в древних текстах означает ‘месть’: свой, становясь чужим, идет войной.

Кирилл Туровский, как и другие церковные писатели ХІІХІІІ вв., во всех случаях предпочитает именно слово врагъ, только иногда заменяя его словом противные («подавая благословение князю на противныя побҍду» – Кирил. Тур., с. 34), когда речь шла об очевидных противниках на поле боя.

То же самое находим и в русских текстах XII в.: противные выступают в непосредственной стычке, в бою; и в переводе «Пандектов», как и в других переводах того времени, мы встречаем слово противные (в болгарском тексте ему соответствуют суперникъ или губитель). Противникъ – новое для русских слово, оно появилось в Паннонии, это – калька с греческих слов того же значения (их много, и все они начинаются с префикса «анти-» в значениях ‘перед’, ‘против’). Слова противникъ или супостатъ типичные «переводы» греческих слов с помощью славянских морфем. Уже в русском переводе «Пчелы» XIII в. все подобные слова передаются словом супостатъ (и только echthrós – русским врагъ). Если сравнить с «Пчелой» тексты одного какого-нибудь раннего автора, окажется, что уже в XI в. осознается разница между всеми такими врагами. В «Поучениях» Феодосия Печерского рассказывается, как Моисей проводит евреев по «Чермному» морю, по дороге он топит «их врагы» (Поуч. Феодос., с. 7); говоря о своих заботах, Феодосий упоминает супостатов «наших» или «своих» (с. 3, 13), и только когда речь идет о том, что противополагается Богу, автор утверждает: нехорошо, если станешь «противникъ богу быти» (с. 4). Безликая злая сила проявляется в конкретных отношениях: против Бога – противник, против другого человека – супостат. Противник всегда против, супостат – соучастник в деле (приставка су- с таким же значением, что и в слове су-пругъ).

Супостатъ – излюбленное слово в древнейших переводных текстах; супостаты всегда определяются точным отношением – наши, ваши, мои, супостаты кому-либо (тебе или мне); так же и в русских списках церковных текстов. С супостатами борются неустанно: «О злаа и лютаа ми супостата, не прҍстаю, ни почию, до съмерти ваю боряся с вами!» (Патерик, с. 168); супостатъ в этом тексте – враг, который уже приступил к военным действиям. «И падоша мнози врази наши – супостати – предъ рускыми князи» (Ипат. лет., с. 267) – враги постоянны, супостаты же выявляются в момент битвы; князь половецкий – также постоянный враг Руси: «То есть ворогъ русьстҍи земли!» (Лавр. лет., с. 228, 1095 г.). Афоризмы «Пчелы» прямо говорят о такой противоположности слов: «супостатъ и врагъ» – это соответствие греческому polémics hegētéois ‘выступивший против тебя враг’ (Пчела, с. 122). Ср. в гадальной книге: «или хочеши вҍдати врага своего [обнаружить его] прогнание или побҍду на супротивника своего [как его одолеть]» (Лопаточник, с. 27). Не «противник», который против, но «супостат», который поднялся против тебя, – вот что в центре внимания древнерусского книжника. Враг всюду, и он не дремлет, тогда как супостат на виду, он на линии боя – именно это отличие от противника или врага и важно указать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Древняя Русь: наследие в слове

Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека
Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Первая книга трилогии посвящена исследованию социальных терминов Древней Руси. Описаны термины родства, социальных и бытовых отношений, сложившиеся на Руси в течение нескольких веков. На изменении содержательного смысла слов показано преобразование общественной среды существования, отраженное в сознании средневекового человека. Понятия народа, государства, общества, многочисленные формы выражения дружеских, соседских или враждебных связей, отношение к миру, стране и земле, представление о жизни, болезни и смерти, оценка человека, людей и народов по их принадлежности - все это показано на материале древнерусских источников и в связи с классическими работами по истории восточных славян. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей русского слова.

Владимир Викторович Колесов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло
Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло

Во второй книге автор продолжает исследовать древнерусскую ментальность. Работа посвящена описанию этических и эстетических категорий, раскрывающих смысл антитезы Добро и Зло. Предметом исследования стали такие понятия, как красота, вера, надежда, любовь и др. Книга дает комплексное представление о развитии средневековых взглядов на мораль восточных славян; в ней рассматриваются семантические и этимологические особенности слова, изменявшиеся под влиянием нравственных норм. Исследование построено на анализе различных летописных источников, характеризующих взаимопроникновение языческих образов и христианских символов, отраженных в смысловом развитии коренных славянских слов и содержании классических текстов. Книга предназначена для всех интересующихся историей русского слова.

Владимир Викторович Колесов

Языкознание, иностранные языки
Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт
Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт

В книге рассматривается формирование этических и эстетических представлений Древней Руси в момент столкновения и начавшегося взаимопроникновения языческой образности славянского слова и христианского символа; показано развитие основных понятий: беда и лихо, ужас и гнев, обман и ошибка, месть и защита, вина и грех, хитрость и лесть, работа и дело, долг и обязанность, храбрость и отвага, честь и судьба, и многих других, а также описан результат первого обобщения ключевых для русской ментальности признаков в «Домострое» и дан типовой портрет древнерусских подвижников и хранителей — героя и святого.Книга предназначена для научных работников, студентов и аспирантов вузов и всех интересующихся историей русского слова и русской ментальности.

Владимир Викторович Колесов

Языкознание, иностранные языки

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология