Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека

Слово жизнь восточные славяне в середине XI в. заимствовали у болгар, оно пришло на Русь в переводных текстах, главным образом духовного содержания, и с самого начала было книжным – высоким и торжественным. Сочетания его с другими словами в предложении показывают, что жизнь всегда соотносится с понятием вечной, божественной, духовной жизни. Слово было новым, и, видимо, поэтому нам не известно его употребление в Новгороде, как и в русских говорах вплоть до XVIII в., когда оно широко вошло в разговорную речь (ср. народное произношение жисть или жизень). В XII же веке только некоторые русские авторы пользовались новым тогда словом, еще неопределенным по смыслу: вечная жизнь – по смыслу что-то связанное со значением слова животъ, а вот сочетание жизнь и жито как будто похоже на житье, даже на новгородское зажитье. В Ипатьевской летописи между 1146 и 1169 гг. именно такое значение слона жизнь встречаем 14 раз; вот одно из употреблений: «И стада моя, и брата моего землю, и жита пожгли, и всю жизнь погубили еста» (с. 122б), жизнь в таком понимании – ‘недвижимое имущество’. Похоже, что и в Галицкой Руси (где писалась летопись) искали подходящее слово; галицкие купцы были не менее богатыми, чем новгородские, многие из них, как и новгородские, воспеты в былинах. Некоторые тексты и не поймешь, не зная этого значения нового для XII в. слова. В «Слове о полку Игореве» говорится: «Погибоша жизнь Даждьбожа внука», погибло не то, что означает ‘живот’, а то, что означает ‘богатство’, ‘имущество’, ‘имение’. Однако подобное значение нового слова было необычным и проявлялось редко, во всех наших источниках не более 16 раз. Оно кажется «случайным», авторски индивидуальным, и потому возникла мысль, не писал ли эту часть Галицкой летописи автор «Слова о полку Игореве» (Франчук, 1982). Так или иначе, но это значение (а сколько других значений до нас не дошло!) показывает, что пришедшее из книжных текстов слово было способно перекрыть семантически оба русских (животъ и житье) и с успехом заменить их; слово жизнь воспринималось как самое общее, вот почему оно со временем и стало самым общим словом в обозначении жизни.

Раньше всего распространяется пришедшее из книг устойчивое сочетание вечная жизнь, выражающее характер жизни, вечной и бессмертной (на небесах), что, по разумению древнерусского книжника, действительно перекрывает все прочие значения слова. Книжник и ввел в русскую литературу эту устойчивую формулу (штамп, как сказали бы мы теперь). Формула закрепилась, потому что в христианском обиходе уже существовал введенный Кириллом и Мефодием оборот вечный животъ в том же самом значении ‘бессмертная жизнь’. Теперь, с появлением нового слова, высокого, заимствованного, оказалось возможным разграничить словесно и разные понятия: жизнь духа (дух живет вечно и не имеет временных границ, следовательно, его нельзя обозначить словом животъ) и жизнь бренного тела, субстрата физического существования (которое имеет временные пределы развития), разграничить – т. е. представить отдельно существующими. Этот этап «анализа», неизбежный в развитии церковной символики, важен и как определенный этап в процессе познания, установления извечного дуализма души и тела.

Сочетание вечная жизнь имеет одно ограничение, обусловленное смыслом определения: жизнь, хоть и негативно, понимается все-таки во временном, а не в пространственном значении, поэтому оно ближе по значению к слову животъ, чем к слову житье. Но как выражение жизни духа, не физической жизни тела, слово жизнь все-таки ближе к слову житье, обозначавшему и известную форму духовной жизни – жизнь социальную. Пока что в литературе ХІ–ХІІІ вв. слово жизнь употребляется по отношению к тому, кто существует вне конкретного пространства, беспределен в пространстве, не веществен и есть по сути своей дух, – т. е. по отношению к Богу-Творцу.

Для обозначения же земного существования, противоположного вечной жизни, по-прежнему устойчиво употреблялось слово животъ – основная характеристика органической жизни, животворящей ее основы, связанной и с человеком, и с Богом. Это типично русское слово, наиболее характерное для древнерусского языка. Оно отражает и впечатления язычника о жизни: живое (животъ) не вкладывается извне, со стороны, творцом; наоборот, живое единит человека и божество – представление, не приемлемое для христианства. Выражая самое общее понятие из всего ряда слов, обозначавших процесс жизни, оно породило во множестве устойчивые сочетания, дошедшие и до нас (не пощадим живота своего, положить живот за правое дело, лишить живота и др.). Само же слово со временем исчезло оттого, что рассыпало семантическую свою цельность в бесчисленных идиомах, но, возможно, и из-за своей многозначности, нежелательной при общении.