Древняя Русь (СИ)

  -Они славят своего Великого Бога! Урусы готовы, умереть и вознестись в рай!

  Прохрипел толмач.

  -Глупости им не будет рая! Наш бог самый сильный! На небе их ждет вечное рабство.

  Нукеры притащили длинное бревно, раскачивая его в руках, они били в прочные двери, отбивая барабанную дробь.

  -Так они провозятся до полуночи. Князя Глеба ко мне!

  Яростно крикнул Бату-хан.

  -Я здесь мой повелитель! - На черном вороне блистал в вышитой золотом одежде рязанский хан Глеб! Бату уже успел передать ему ярлык на княжество.

  -Пробей врата!

  -Слушаюсь и повинуюсь!

  Князь выпустили густой огненный шарик. От удара последовал взрыв, бронзовые врата покоробились и просели. Следующий пульсар пробил широченную окончательную брешь. Несколько монахов было ранено, сдержав боль, они продолжали петь. Зазвучал орган, псалмы лились широкой рекой, полновесные звуки плыли по морозному пропитанному кровью и гарью воздуху. В темном отверстии под входной аркой показались искаженные ужасом женские лица.

  Бату-хан вздрогнул. Ему показалось, что это не женщины в черных хламидах и с белыми крестами, а стаи страшных мангусов приготовились, что бы вцепиться в обильно смоченную кровью глотку. Свечи в руках кающихся напомнили джихангиру сверкающие глаза белых витязей.

  На возвышение посреди собора был виден епископ Митрофан. Двумя руками он подымал золотой крест, благословляя им на все четыре стороны, его звучный голос был отчетливо слышан на улице.

  -Кайтесь братья и сестры! Настал страшный судный день! Не бойтесь слуг Ада! Души невинно убиенных рабов божьих в праведных кущах успокоятся!

  Князь Глеб заорал, силясь перекричать хор верующих.

  -Митрофан выйди из собора! И повели всем сдаться! Тогда может быть, мы сохраним ваши жизни! Бату-хан повелел щадить священников.

  Митрофан не обратил внимания на слова колдуна-изменника.

  Бледные дрожащие женщины, держась цепью, ряд за рядом, в страшной тесноте, широко раскрывая рты кричали.

  -Спаси Господи Иисусе! Каемся!

  Хор запел с новой силой, даже озверевшие нукеры замерли, словно завороженные волшебными словами молитвы.

  Джихангир лично взлетел по ступеням на каменную паперть. Его пьяный взгляд впился в полумрак собора.

  -Уррагх! Трусливые псы! Там бабы, они сладки как белоснежные цапли и жирны как пышноперые утки. Хватайте их это ваша добыча!

  Монголы радостно завопили.

  -Уррагх! Мы съедим и затопчем их!

  Небольшой подросток-послушник выстрелил из лука в Бату-хана, хотя выстрел и не мог причинить вреда прикрытому колдовством монголу, стрела воткнулась между сапог, и джихангир споткнулся об нее, с ревом грохнулся с паперти, едва не сломав себе шею.

  -Убейте их, я повелеваю! Кто отступит, тот сам умрет.

  Неистовая толпа рванула в двери и была встречена суровыми монахами с длинными секирами. Из-за того, что вход был относительно узок, монголы не могли использовать свое численное преимущество. Вскоре на пороге возникла целая горка изрубленных нукеров. Трупы мешали прорваться к добыче.

  -Быстрее чего вы возитесь.

  -Керинкей-Задан появилась! - шепнул джихангиру Субудай-Багатур.

  -А подлетела ведьма! Тут как раз для тебя работа!

  Керинкей-Задан расхохоталась. На сей раз, она была на крупной бабочке.

  Тут для меня сокрыта слава,

  И не работа вовсе, а забава!

  Керинкей-Задан распростерла свои кипки и испустила подобие пламенеющего водопада. Голубоватый костер вспыхнул, исполинским вихрем охватив все здание, каменые стены горели как солома. Огненные языки, врывались во внутрь собора, сражающие монахи моментально обуглились, скелеты с крепко зажатыми топорами так и остались лежать у входа. Пламя было бездымным, но от этого еще более страшным. Сквозь волны огня продолжало доноситься протяжное, занудное пение, прерываемое отчаянными криками женщин.

  Шаманка Задан, взвилась на переливающей кровью и златом бабочке и проревела.

  Где ваша сила тупые фанаты Христа

  Словно котята в огне вы горите

  Ярость великого бога не знает числа

  Слава Сульдэ! О пощаде его вы молите!

  Пение становилось все тише. Монголы застыли пораженные упорством женщин и напряженно стояли, ожидая, когда погаснет голубое пламя.

  -Ты смотри Керинкей, уруские бабы должны быть целы. Они заплатят за это.

  Бату-хан указал на внушительную шишку.

  Я все знаю джихангир

  Смерть для них подарок

  Под пятой застонет мир

  Русских в пыль в огарок!

  Последние крики затихли. Донесся одинокий жалобный плач и оборвался. Сиреневое пламя погасло.

  Монголы лавиной ринулись в глубь собора. Они вытаскивали полубесчувственных женщин, волокли их на площадь. Тех, у кого были грудные дети, приводили в себя, а затем вырывали малюток. И в живую на глазах у матерей поджаривали младенцев над пылающими досками. С женщин срывали надежды, с деликатностью голодных кабанов набрасывались на них, насытившись, отрезали им груди и ухи, вспарывали животы, лили в заменяющие чаши кожаные шапки кровь, тут же на месте удовлетворяя жажду. Монголы совсем озверели, им было мало добычи, они хотели наслаждаться конвульсиями жертв. Воздух был пропитан агрессией, жестокость носилась в воздухе. Керинкей-Задан продолжала парить, их, ее уст изливались заклинания и призывы к бесчинствам.