На востоке, на горизонте, стали появляться низкие холмы, тянувшиеся за Ханакином. Позади нас текла река Дияла и простиралось древнее царство Эшнунна. Путь от Туз-Хурматли до Таука пролегал между невысокими скалами предгорий. Керим слышал, что выше в холмах, окружавших Таук, есть более надежная дорога. Мы перевели машину в полноприводный режим и стали подниматься по кем-то уже обозначенной колее на гребень холма. Остановку мы сделали только на другой стороне вершины. Там, где дорога только что шла вверх, теперь был лишь крутой спуск. Неистовый поток, который некогда тек вдоль вади, разрезал весь склон. За этим обрывом, как вполне справедливо заметил Керим, было бездорожье. Из-за того что с обеих сторон нас окружали скалы, мы не могли развернуться, поэтому нам пришлось возвращаться задним ходом. Именно тогда я понял, что стояночный тормоз нужно натягивать как можно быстрее. Эта поездка была весьма полезна для экспедиционного «лендровера». Дорога от Багдада до Киркука представлялась автомагистралью по сравнению с горным районом к северу от Докана, по которому нам позднее пришлось разъезжать на нем.
Примерно в три часа дня мы добрались до Киркука, где я распрощался с Керимом и в одиночестве отправился по несколько лучшей дороге через Алтин-Кепрю, где стоял мост через Малый Заб, в Эрбиль и Мосул. Я оказался в хорошо знакомой мне местности.
От Эрбиля до Мосула я подвозил сержанта иракских военно-воздушных сил, человека, с которым за год до этого познакомился в Мосуле, а теперь случайно встретил на выезде из Эрбиля. Когда мы остановились в деревне Эски-Келек, расположенной на берегу Большого Заба, чтобы выпить чаю, мы встретили в чайхане полицейского, прежде работавшего в Нимруде, который приветствовал меня как давно потерянного брата. На прощанье он подарил мне кусок козьего сыра.
В десять часов вечера я увидел огни Неби-Юнуса, гигантского телля, где находится часть остатков Ниневии и на котором стоят некоторые кварталы Мосула. Через час я съехал с главной дороги, попав на колею, пересекавшую поля Нимруда. Чтобы убедиться в том, что я выбрал правильный маршрут, я выключил фары и вышел из «лендровера», надеясь увидеть знакомый ландшафт. И только тогда двигатель необъяснимым образом заглох. Я не сбился с пути и находился всего в пяти милях (около 8 км. —
На протяжении часа я пытался снова завести машину, но в конце концов был вынужден сдаться, осознав, что нужно заменить генератор. Отказавшись от идеи провести ночь в автомобиле, набитом оборудованием, купленным в Багдаде для доканской экспедиции, я решил оставить его и вернуться на рассвете следующего дня (уйдя после восхода, я рисковал потерять машину — любой случайный прохожий быстро поймет, что создатели «лендровера» в свое время не догадались поставить на него замки). Навьючив на себя наиболее ценное оборудование, я отправился в путь. Наибольшую пользу мне принес изготовленный на датской фабрике прожектор.
Как только я приблизился к Телль-Акубу, собаки учуяли мой запах, и начался настоящий ад. Казалось, будто в деревне нет ни одного человека, что она населена одними животными, близкое родство которых с волками было слишком очевидным. В свете прожектора сверкали зеленые глаза и оскаленные зубы — псы готовились броситься на меня. Но тяжелый фонарь и камни, подобранные с земли Ассирии, оказались неплохим оружием, и уже на расстоянии полумили от Телль-Акуба собаки потеряли ко мне всякий интерес, вернувшись в свои владения.
Около полуночи я с радостью, которой еще никогда прежде не испытывал, увидел темные очертания зиккурата Нимруда, возвышавшегося над ночным ландшафтом. Сторож Али, услышавший, как я приближаюсь, встретил меня многочисленными возгласами «Салям!», снял винтовку и освободил меня от моей ноши. Я нашел свою палатку и выпил целую кварту (около 1 л. —