- А мы и не встречались. – ответил удовлетворенно кивнувший Александр – Зато от наших экипажей только положительные отзывы о тебе слышал. На БШУ (бомбо-штурмовой удар) машины заводил, как по ниточке. Со стороны Солнца и давая четкие ориентиры. Одно удовольствие было с тобой работать. Многие вообще думали, что ты стандартный ПАН (Передовой авиационный наводчик). Сам летун – минимум. Не то, что некоторые: пара уже входит в боевой разворот, требует от прижатой наземки куда, собственно, наносить удар, и слышит из зеленки: «Я вам рукой помахал. Правее метров триста насыпьте». – Александр аж поперхнулся от возмущения – Помахал рукой вертушкам из зеленки. Правее насыпьте.
- Хорошие учителя были просто. – Вспомнил Виталю и его опыт, впитанный через снятую ментограмму – Впрочем, не будем о грустном. Давайте об армейском грустном, которую офицеры любят больше, чем патриотические песни Газманова. – предложил я и поправил гитару:
Мои друзья — начальники, а мне не повезло:
Который год скитаюсь с автоматом.
Такое вот суровое, мужское ремесло
Аты-баты. Аты-баты.
Афганистан, Молдавия и вот теперь Чечня
Оставили на сердце боль утраты
За всех кого не вывел из-под шквального огня.
Аты — баты. Аты — баты.
Поддержал Александр.
Жена моя красавица оставила меня.
Она была ни в чем не виновата.
Ни дома, ни пристанища — какая ж тут семья!
Аты — баты, аты — баты.
Служил я не за звания и не за ордена.
Не по душе мне звездочки по блату,
Но звезды капитанские я выслужил сполна.
Аты — баты, аты-баты.
Россия нас не жалует ни славой, ни рублем,
Но мы ее последние солдаты.
И значит, надо выстоять, покуда не умрем.
Аты-баты, аты-баты.
Аты-баты, аты-баты.
- Да… – после непродолжительного молчания произнес Александр – Капитанские звездочки я точно выслужил сполна.
- Кстати. – вспомнил я – Есть такой автор песен. Анисимов Николай. Много очень хороших песен. В том числе просто душераздирающая про вертолетчиков в Афганистане.
- Ну да. – подтвердил Александр – Одни «Грачи прилетели» чего стоят.
- Но я бы хотел напомнить про вертолетчиков. – сказал я – Помнишь?
Небес родных голубизна
Мне снится ночи напролёт
Там в Белоруссии весна,
А здесь сам чёрт на разберёт
Увы, всё было не во сне
Войны той шёл последний год
И под Кабулом весь в огне
В ущелье падал вертолёт…
Начал речитативом я и был немедленно подхвачен знающим эту песню Александром:
Кабина полная огня
Окончен мой последний бой
В ближайшем будущем меня
Ждёт смерть в стране совсем чужой
Зажат я огненным кольцом
«Мой борт горит!!!» - кричу в эфир
Навек безжизненным лицом
Уткнулся в ручку командир.
И за спиной борттех молчит
Проклятый холодок внутри
А ДШК – тот всё стричит
Да не один – их штуки три.
Во идиоты, что стрелять…
И так горю – уже предел
Мне больше в жизни не летать
Каюк мне здесь. Я… Я прилетел.
А в это время за рекой
Там, где в бою не умереть
У русской матери одной
Вдруг сердце начало болеть
Увы, всё было не во сне
Войны той шёл последний год
И под Кабулом весь в огне
В ущелье падал вертолёт…
Ревёт и стонет вертолёт
Не хочет тоже умирать
Нам с ним сегодня не везёт
Летать ещё бы и летать…
А о себе уж я молчу
Сейчас бы спирта мне – до дна
В последний путь к земле лечу
Ах, эта чёртова страна!..
В ушах радистки слёзный крик:
«Борт 37! Ответьте мне!»
А жизни мне остался миг
Молчу как рыба – весь в огне.
А здесь угрюмые места
В ущелье падать глубоко
Хоть схоронили б – во мечта
Да наши где-то далеко…
А в это время за рекой
Как будто свет вокруг погас
У русской матери одной
И слёзы капали из глаз
Увы, всё было не во сне
Войны той шёл последний год
И под Кабулом весь в огне
В ущелье падал вертолёт…
Судьба здесь видно не причём
Хоть не такого ждал конца
Я не жалею ни о чём
Вот жаль лишь маму и отца
А говорят пред смертью в раз
Перед глазами жизнь пройдёт
И надо ж было сбить им нас
И борт наш вряд ли кто найдёт
Так неохота умирать
В огне я вспомнил здесь о ней
Я так хочу её обнять
И жить охота – хоть убей…
Я вспомнил тот осенний вечер…
Под грохот пуль – горох о стенку
Я вспомнил даже нашу встречу
Я вспомнил всё! Ах, Ленка!...
Отвернувшись в сторону, успел увидеть полные слёз глаза Мары, которые девушка торопливо смахнула. Эко как пробрало. Подавшиеся вперед абордажники тоже сжимали кулаки. Не! Обстановку надо разряжать! Оглянувшись по сторонам, ударил по струнам:
А как известно, мы народ горячий
И не выносим нежностей телячьих,
Но любим мы зато телячьи туши,
Любим бить людей, любим бить людей,
Любим бить людей и бить баклуши.
Мы раз-бо-бо-бо-бойники,
Разбойники, разбойники,
Пиф-паф, и вы покойники,
Покойники, покойники,
Пиф-паф, и вы покойники,
Покойники, покойники.
А кто увидит нас, тот сразу ахнет,
И для кого-то жареным запахнет.
А кое-что за пазухой мы держим,
К нам не подходи, к нам не подходи,
К нам не подходи, а то зарежем.
Мы раз-бо-бо-бо-бойники,
Разбойники, разбойники,
Пиф-паф, и вы покойники,
Покойники, покойники,
Пиф-паф, и вы покойники,
Покойники, покойники.
Глава 24