Михаил попросил вигов для дальнейших исследований захватить живыми двух мутантов. О том, что с ними будут делать Древние, как-то не хотелось думать. Ясно было одно, что больше захваченные твари не увидят солнца. В сердце не было никакой жалости, как не может быть жалости и сострадания к вечному, безжалостному врагу. Облегчало задачу только то, что учёным были нужны любых две твари. Вся простота выполнения на этом и кончалась. О том, чтобы идти ночью не могло быть и речи. Ночью по плоскогорью бродит так много мутантов, что можно легко из охотников превратиться в жертвы, и было решено идти с утра к пещере, где держали в плену воеводу. Он сам это предложил, будто его туда что-то тянуло. Рутгер думал, что придя туда с оружием, с воинами, он может увидеть что-то там особенное, и сможет понять то, чего не понял в горячечном бреду, лёжа связанным у костра. Зловещий, проникающий в душу шёпот, смрад дыхания тварей, духота пещеры, странные, жуткие идолы, блестящие в темноте вставленными глазами из каких-то драгоценных камней, или кусочками обычной слюды. Что же он видел там, и не мог вспомнить, только в памяти отпечаталось, что это может быть действительно важно?
– Почему же ты предложил эту пещеру? Что тебя туда тянет? – Не унимался царь россов, время от времени внимательно поглядывая на вига.
Он догадлив, и понимает, что Рутгер не просто так предложил это место. Мутантов можно встретить где угодно, выбрать для дружины выгодную позицию, разбить в скоротечной схватке небольшой отряд врага, и захватив двух монстров живыми, возвращаться обратно. Это Стальной Барс настоял на том, чтобы идти сюда, к святилищу. Никто не задавал лишних вопросов, даже Эрли. По большому счёту воинам было всё равно, где вступать в бой. Все только радовались возможности выйти из Улья, хотя бы ненадолго ощутить себя свободным, и не почувствовать тяжести давящих мрачных стен.
– Ты проницателен. – Усмехнулся воевода. На тропе, ведущей в пещеру, никто не появлялся, хотя было видно, что ещё ночью по ней прошёл большой отряд. Не было заметно и никакого дыма. Всё говорило о том, что там никого нет, и в то же время Рутгеру это казалось невозможным. Святилище не может быть покинутым, брошенным. Кто-то там всё же есть, или скоро появится.
Он зачерпнул рукой колючего снега, растёр лицо, и, повернувшись на бок, глядя россу в глаза, сказал: