Древние Боги

– Это тебе только кажется. Это точно так же, как и бой мечом. Поверь мне, в тесном строю – это лучшее, что смогли придумать виги за долгие века своих военных походов. А вот жезл воеводы я бы оставил в палатке.

– Он мне нисколько не мешает. – Отрок поправил серебряный жезл, торчащий за поясом. Он был небольшим, чуть меньше локтя в длину, и действительно не мешал.

– Не в этом дело. Видя его, челманы будут знать, кого им нужно будет убить первого, а потеря воеводы для нас будет равносильна смерти.

– Ничего, я думаю, что смогу отбиться.

Рутгер взял в ладонь ещё тёплую рукоять, сделал несколько пробных замахов. Оружие было непривычным, и чуть тяжелее его меча, но приноровиться к нему было не сложно.

Неожиданно всё смолкло, и в повисшей тишине можно было расслышать даже жужжание мухи. Тяжёлый, отдалённый гул неумолимо приближался из степи со стороны Чёрного Леса. Это был топот сотен лошадей. Это был топот наступающего врага. Сын Ульриха огляделся, посмотрел на напряжённые лица воинов. Что может быть страшнее смерти? Она так же жестока и к отроку, и к седому ветерану. Любой человек жаждет жить, но не каждый может жить так, как хочет. Что значит жизнь без свободы? Ради свободы стоит презреть страх смерти, и выступить против врага. Ради свободы стоит умереть, чтобы дети могли жить свободными.

На линии горизонта что-то блеснуло, на мгновение освещённое выступившим из-за туч солнцем, стало расширяться, и скоро заполнило собой всю степь, от края до края. Можно было различить знамёна, поднятые среди общей массы воинов, и выглядевшие как редкие островки на разлившейся реке в весеннюю пору. Казалось, что поблёскивающие доспехи заполонили собой всё пространство, насколько хватало взгляда. Глаза уже могли разглядеть отдельных всадников, вырвавшихся из общего строя вперёд. Оскаленные морды сотен лошадей, чёрные провалы ртов, открытые в едином крике, сотни наклонённых копий. Вот она, смерть, какую не сможет никто остановить.