Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники

«Зачем мы скорбим об умерших? – говорит между прочим в письме этом Иероним. – Мы не для того родились, чтобы жить здесь вечно. Авраам, Моисей, Исаия, Петр, Иаков, Иоанн, Павел, сосуд избранный, и даже Сам Сын Божий, умирают, а мы сетуем, когда покинет тело какой-нибудь человек, который, быть может, для того и восхищен был, да не злоба изменит разум его. Угодна бо бе Господеви душа его. Сего ради Бог и поспешил извести ее от среды лукавствия (Прем. 4:11, 14), чтобы на долгом жизненном пути она не заблудилась на извилистых тропинках. Пусть плачут о мертвом, но о таком, которого принимает геенна, которого пожирает тартар, для чьей казни пылает вечный огонь. А мы при конце жизни, сопутствуемые сонмом Ангелов, встречаемые Самим Христом, мы, напротив того, должны тяготиться, если слишком долго заживемся в этой смертной храмине. Порадуемся за нашу Блезиллу, которая из тьмы перешла в свет и, пылая живою верою, приняла венец за совершенное дело. Поистине, если бы ранняя смерть застала ее среди мыслей о временных привязанностях и земных успехах, неугодных Богу, в таком случае следовало бы пролить поток слез. А ныне, когда за четыре почти месяца до смерти она очистилась, так сказать, вторым крещением преднамеренного подвига и, наконец, жила так, что, поправ мир, постоянно думала о монастыре, – ныне убойся, как бы Спаситель не сказал тебе: “Зачем ты гневаешься, Павла, что твоя дочь сделалась Моею дочерью? Зачем ты досадуешь на Мой приговор и своими непокорными слезами выражаешь ко Мне нерасположение? Ведь ты знаешь, что Я думаю о тебе и о близких твоих. Ты отказываешь себе в пище не ради поста, но по причине печали. Я не люблю такого воздержания. Такие посты противны Мне. Если бы ты верила, что дочь твоя жива, то ты никогда не сокрушалась бы о том, что она перешла в лучший мир. Через своего апостола Я заповедал не скорбеть об умерших, подобно язычникам…” Мы извиняем слезы матери, но должна же быть мера скорби. Если я смотрю на тебя как на родительницу Блезиллы, то не могу осуждать твоего сетования, но если смотрю на тебя как на христианку и монахиню, то сиими именами уже исключаются материнские чувства… Отчего не попытаться внушениями разума подавить горе, которое должно быть смягчено временем?.. Пожалуйста, пощади себя, пощади дочь свою, уже царствующую со Христом, пощади, по крайней мере, свою Евстохию, юный и неопытный возраст который нуждается в твоем руководстве… Излишняя любовь к своим родным есть нелюбовь по отношению к Богу. Не могу без стенаний высказать того, что хочу. Когда из средины погребальной процессии выносили тебя, упадшую в обморок, народ перешептывался между собою: “Не правду ли мы говаривали? Мать жалеет о дочери, доведенной до смерти постами, жалеет о том, что не имела внуков по крайней мере от второго брака. Доколе этих противных монахов не выгонят из города, не побьют камнями, не потопят в реках? Они обманули несчастную матрону. Что она не хочет быть монахиней, видно из того, что ни одна язычница никогда не оплакивала так детей своих”. Как, ты думаешь, эти речи прискорбны для Христа!.. Нужно оставить эти слезы, полные оскорбления святыни, полные неверия, не имеющие меры, могущие приблизить к смерти. Ты рыдаешь и причитаешь и, как бы поджигаемая каким-то пламенем, всеми силами постоянно убиваешь себя. Но к подобной тебе женщине идет милостивый Иисус и говорит: что плачешь?

Отроковица не умерла, но спит (Мк. 5:39). Пусть смеются окружающие; такое неверие свойственно иудеям. А если ты станешь припадать к гробнице своей дочери, то Ангел с упреком скажет: “Зачем ты ищешь живую между мертвыми? (Лк. 24:5)”. Какие, ты думаешь, кресты, какие мучения терпит ныне наша Блезилла, видя, что Христос гневается на тебя? В ответ на твои стенания она ныне взывает к тебе: “Если ты, мать, когда-нибудь меня любила, если я сосала твои сосцы, если я воспитана твоими наставлениями, то да не будет моя слава для тебя поводом к неудовольствию; не делай того, чтобы нам пришлось разлучиться навеки. Ты, может быть, думаешь, что я одинока. Нет, вместо тебя у меня есть Мария, Матерь Божия. Я вижу здесь многих женщин, которых прежде не знала. О, как прекрасно это общество! Здесь есть евангельская Анна пророчица, и, порадуйся, я в три месяца стяжала то, что она приобрела многолетними трудами. Ты жалеешь, что я оставила мир? А я жалею о вашей участи, жалею вас, доселе заключенных в темнице века, – вас, ежедневно ведущих борьбу и увлекаемых к погибели то гневом, то скупостью, то нечистыми пожеланиями, то иными порочными возбуждениями. Если ты хочешь быть моею матерью, постарайся угодить Христу. Я не признаю матери, неугодной моему Господу”. Многое еще говорит Блезилла, о чем я умалчиваю. Она молит Бога за тебя, и у меня, спокойного за нее, просит прощения прегрешений за то, что ради ее спасения я увещевал, умолял и перенес на себе нерасположение ее близких»[134].