Древние цивилизации

На всех этих изделиях сцены или незначительно разнятся в пределах дозволенного для конкретного художника, или различаются заметно. но всегда образуют группу схожих сюжетов, родственных наиболее детальным композициям на самых крупных «барабанах». Тут речь идет, видимо, о версиях обряда. Так, люди в лодках могут быть невооруженными, сцена приготовления к пиру может отсутствовать и т. п. Главные же компоненты — летящая цапля и процессия воинов в пернатых шлемах — существуют и на «бедных», небольших «барабанах». Кстати, они дольше всего сохраняются в конце существования данной культуры, когда обряд либо уже сменился другим, либо передавался во все большей степени текстом. Необходимо подчеркнуть, что изображаются не просто различные реальные люди, а стандартный набор сцен с явно фиксированной семантикой. Это мифологический рассказ и обрядовая сцена одновременно.

Донгшонское искусство говорит о существовании у лаквьетов определенной магической, жертвенной (убийство пленного), культовой (культ священной птицы) практики, о развитой военной обрядности. Основу идеологической практики Донгшонской цивилизации составляли, по-видимому, достаточно сложные магические действа, можно говорить и о симпатической магии, тем более что на следующем этапе развития идеологии донгшонцев на «барабанах» появляются изображения лягушек, «вызывающих дождь». Согласно прослеженной этнографами поздней практике, ритуальное употребление «барабанов» призвано было регулировать отношения людей с потусторонними силами в рамках процедур, выполняемых людьми без участия изображений богов и без ведущей роли жрецов. Эти фундаментальные особенности присущи именно культу предков в той его форме, что прослеживается по более поздним документам и этнографическим данным для аустрических народов, особенно их аустроазиатской части (хмонги).

Система культовых сюжетов на священных «барабанах» — наиболее яркая характеристика Донгшонской цивилизации именно как раннеклассовой и основанной на культе предков. Прежде всего главной фигурой является не бог или священнослужитель, а человек. Но человек — в момент совершения религиозного обряда или приготовлений к нему, а не «просто человек» (что, впрочем, и невозможно как массовое явление на этом этапе общественного развития). Более того, по степени сложности, по степени знаковости, которая уже достаточно стандартизована, искусство этой цивилизации можно отнести к следующей ступени после искусства первобытного общества—к первой ступени искусства классовых обществ. В пользу такой точки зрения свидетельствует реалистичность самих изображений и, что гораздо существеннее, реалистичность композиций, передающих отношения между людьми в коллективе: рушение риса, отправление культа, совместное участие в бою на корабле.

О культовости этих изображений говорит в числе прочего то, что донгшонские сюжеты строго канонизированы. Очевидно, что за ними стояли совершенно определенные религиозные тексты, набор действующих лиц которых и некоторые отношения между этими лицами можно восстановить. В то же время народам, воспринявшим донгшонские культы, многое в них было чуждо не только по содержанию (что влекло за собой отказ от воспроизведения некоторых сюжетов или их быструю стилизацию до неузнаваемости), но и по манере выражения. Это проявлялось как в отказе от строгой реалистической графики донгшонского искусства в пользу более гибкой (в государстве Диен, к северо-западу от Аулака) или более декоративной (в Индонезии) манеры, так и в отказе от нормативности композиции и набора действующих лиц, когда объектом изображения становятся просто все типические фигуры людей и сцены хозяйственной, военной и религиозной жизни, как в Диене. Следует сказать о явлении «вторичного реализма», при котором наряду с донгшонскими по стилю, смыслу и функции образами в искусстве народов-реципиентов появляются свои изображения, слабо или почти нестилизованные: в Диене и в Индонезии знакоорнаментальные новшества намвьетов, живших к северо-востоку от Аулака, стоят особняком.

Они гораздо ближе к «натуре», чем изображения донгшонского стиля у этих же народов, а стилизация, явно находящаяся еще на раннем этапе, у каждого народа своя. Очевидно, что у донгшонцев был ими воспринят сам принцип реалистической сюжетной композиции, который скоро стал передаваться «местными средствами». Столь же очевидно, что он не мог быть воспринят без соответствующего текста и обряда, т. е. религии. У донгшонцев не сложилось в те века, как и у их ближайших соседей, чисто иератического искусства, вообще нетипичного для культа предков и возникших на его основе философий (под иератическим искусством имеется в виду подчеркивание величия бога, его господства над всем). Это отличает донгшонскую религию от религий ранних цивилизаций Нила и Междуречья предписьменного и ранне-письменного периодов. Отсутствие изображений бога и даже чаще других повторяющегося образа чем-то отличающегося человека как-то связано, по-видимому, с преобладанием культа предков.