В пылу сражения я потерял свою шляпу, волосы мои были растрепаны, куртка испачкана пылью и кровью. В общем, я представлял собой весьма непрезентабельную фигуру.
Я слышал, как Симба, рассчитывая, что я не понимаю языка кенда (за месяц с небольшим пути я научился этому языку, весьма близкому к знакомому мне банту), сказал одному из своих спутников:
– Истинно о силе нельзя судить по виду. Этот маленький белый дикобраз причинил нам очень много вреда. Однако время, дробящее даже скалы, скажет нам все.
Затем он подъехал к нам и сказал:
– Ты слышал, враг мой, пророк Марут, предложенные мною условия и принял их. Не будем больше говорить об этом. Я исполню то, что обещал, но ни на волос больше.
– Пусть будет так, – ответил Марут со своей обыкновенной улыбкой, – но помни, что, если ты изменнически убьешь нас, тройное проклятие Дитяти падет на тебя и на твой народ.
– Джана победит Дитя и всех, кто чтит его! – раздраженно воскликнул Симба.
– Кто в конце концов победит – Джана или Дитя – известно одному Дитяти и, может быть, его пророкам. Но смотри! За каждого поклонника Дитяти пало больше трех поклонников Джаны. Наш караван ушел, увозя белых людей, у которых много труб, наносящих смерть. Джана, должно быть, заснул, допустив это!
Я ожидал, что эти слова вызовут взрыв негодования, однако они произвели противоположное действие.
– Я пришел выпить чашу мира с тобой, пророк, и с белым господином. Поговорим потом. Дай воды, раб.
Один из свиты Симбы наполнил кубок водой. Симба взял кубок, брызнул водой на землю и, отпив из него немного, передал его с поклоном Маруту, который с еще более низким поклоном передал его мне.
Почти умирая от жажды, я выпил добрую пинту воды и после этого почувствовал себя другим человеком.
Марут выпил остальное.
Потом кубок снова был наполнен для троих белых кенда, и Симба снова попробовал воду.
Когда наша жажда была утолена, нам привели лошадей, маленьких послушных животных с овечьими шкурами вместо седел и ременными петлями вместо стремян.
На них мы в продолжение трех часов ехали по равнине, окруженные сильным эскортом. По обе стороны каждой нашей лошади шло по вооруженному черному кенда, державшему ее на поводу. Это была предосторожность на случай попытки к бегству с нашей стороны.
Мы проехали несколько деревень, где женщины и дети сбегались смотреть на нас.
По сторонам дороги тянулись тучные нивы с почти созревшими злаками разных сортов.
Жатва обещала быть обильной. Из некоторых домов слышался плач. Очевидно, оплакивали павших в утреннем сражении.
Потом мы ехали большим лесом, состоявшим из роскошных деревьев, из которых многие были неизвестной мне породы. Выйдя из леса и проехав еще некоторое время хлебными полями, мы наконец въехали в столицу черных кенда, называемую городом Симбы. Это было большое поселение, несколько отличавшееся от других африканских городов, окруженное глубоким рвом, наполненным водой.
Через ров было перекинуто несколько мостов, которые легко разбирались в случае опасности.
Проехав через восточные ворота, мы очутились на широкой улице, где собралась толпа жителей, уже знавших об утреннем сражении.
Они сжимали кулаки и шептали проклятия, относящиеся к Маруту и его товарищам.
На меня черные кенда смотрели скорее с удивлением, не без примеси некоторой доли страха. Проехав еще с четверть мили, мы через ворота попали в нечто, похожее на южноафриканские краали для скота, окруженное сухим рвом и деревянным палисадом, наружная часть которого была обсажена зеленью. Пройдя еще одни ворота, мы очутились у большой хижины или дома, построенного по образцу других домов города.
Это был дворец короля Симбы.
За дворцом находилось еще несколько домов, где жили королева и другие женщины.
Справа и слева от дворца стояли два дома. Один служил помещением для стражи, в другой были проведены мы. Это было довольно удобное жилище площадью около тридцати квадратных футов, но состоящее всего из одной комнаты. Позади него находилось несколько хижин, служивших для кухни и для других целей. В одну из них были помещены трое белых кенда.
Немедленно после нашего прибытия нам была принесена пища: жареный ягненок и кушанье из вареных колосьев, кроме того, вода для питья и умывания в кувшинах, сделанных из высушенной на солнце глины.
Я ел с большим аппетитом, так как почти умирал от голода.
Потом, видя бесполезность всяких предосторожностей в случае нападения на нас, я растянулся на матраце, лежавшем в углу комнаты, натянул на себя кожаный ковер и крепко уснул, передав свою защиту в руки Провидения.
Глава XII
Первое проклятие
На следующее утро меня разбудил солнечный луч, упавший на мое лицо через оконное отверстие, загороженное деревянной решеткой. Я лежал еще некоторое время, припоминая события предыдущего дня.
Итак, я был пленником дикого народа, имевшего достаточно оснований ненавидеть меня: я убил многих из их числа, хотя и делал это исключительно с целью самозащиты.
Правда, их король обещал нам неприкосновенность, но разве можно было положиться на слово такого человека?