Древний Аллан. Дитя из слоновой кости

– Я слышала, – обратилась ко мне мисс Холмс, – что вы сегодня победили сэра Юниуса Фортескью в стрельбе и пожертвовали кучу денег на благотворительность. Я не люблю пари и тех, кто их держит. Странно, что вы держали пари: вы совсем не похожи на таких людей. Но я не выношу сэра Юниуса, и в этом мы сходимся с вами.

– Я ничего не говорил о своей антипатии к сэру Юниусу, – возразил я.

– Да, но ваше лицо изменилось, когда вы упомянули его имя.

– Тогда мне приходится сознаться, что вы правы. Но я должен прибавить, что я тоже не любитель пари.

Тут я рассказал всю историю с Ван-Капом и его долгом.

– Я всегда считала его ужасным человеком, – заметила мисс Холмс, когда я окончил свой рассказ.

Потом наш разговор перешел на предстоящую свадьбу, и я не преминул выразить мисс Холмс свои лучшие пожелания и уверенность, что ее счастье всегда будет так же безоблачно, как и теперь.

– Благодарю вас, – сказала она, – но не кажется ли вам, что эта безоблачность – дурное предзнаменование. Ведь будущее так же скрыто от нас, как и мой портрет в рабочей комнате лорда Регнолла, в чем вы тоже видите дурное предзнаменование.

– Откуда вы это знаете? – спросил я, пораженный этим замечанием.

– Не знаю, мистер Квотермейн, но мне это известно. Ведь вы так думали, не правда ли?

– Если даже так, – сказал я, уклоняясь от прямого ответа, – то, что из этого следует? Хотя портрет и скрыт от посторонних глаз, но всегда можно отдернуть занавеску…

– А вдруг однажды за этой занавеской окажется пустота?

– Я не похожа на других… – снова начала мисс Холмс. – Что-то побуждает меня говорить с вами. Я никогда ни с кем не говорила так. Меня бы все равно не поняли. Моя мать, вероятно, нашла бы нужным показать меня доктору. С самых ранних лет мне казалось, что я – какая-то тайна среди других тайн. С девяти лет эта мысль внезапно охватывала меня по ночам. У меня были какие-то видения, но они быстро изглаживались из моей памяти. Только две вещи я чувствую более или менее ясно. Одна – это какая-то странная, безотчетная тревога… Другая – то, что я, или часть меня, имеет какое-то отношение к Африке, о которой я знаю только по книгам. Вот откуда у меня интерес к вам и к Африке.

– Я думаю, что ваша матушка была бы права относительно доктора, – заметил я.

– Вы так говорите, но не верите в это, мистер Квотермейн.

Тогда я, чтобы придать другое направление этому по меньшей мере странному разговору, начал рассказывать об Африке и между прочим упомянул об одном легендарном племени арабов или полуарабов, якобы живущем в восточной части Центральной Африки и поклоняющемся вечно юному дитяти.

– Кстати, об арабах, – прервала меня мисс Холмс. – Я расскажу вам очень странную историю. Когда мне было восемь или девять лет, я как-то играла в Кенсингтонском саду (мы тогда жили в Лондоне) под присмотром бонны. Она беседовала с каким-то молодым человеком, которого называла кузеном, а я катала обруч по траве. И вдруг из-за дерева вышли двое одетых в белые одеяния мужчин с тюрбанами на голове. У старшего были блестящие черные глаза, крючковатый нос и длинная седая борода. Лицо младшего я помню плохо. Их кожа была коричневого цвета, но, во всяком случае, это были не негры. Вдруг мой обруч упал к ногам старшего мужчины; я остановилась, не зная, что делать. Старик наклонился, поднял обруч, но не вернул его мне. Он что-то сказал другому, указывая на родинку в виде полумесяца на моей шее (из-за этой родинки отец назвал меня Луной). «Как твое имя, маленькая девочка?» – спросил меня старик на ломаном английском языке.

– Луна Холмс, – ответила я.

Тогда он достал из кармана ящичек и дал мне из него нечто вроде конфеты. Я очень любила сладости и положила полученное в рот. Потом старик покатил обруч и сказал мне: «Лови его». Я побежала за обручем, но вдруг все исчезло из моих глаз, точно скрывшись в тумане. Я очнулась на руках бонны. Люди в белых одеяниях исчезли. Всю дорогу домой бонна бранила меня за то, что я взяла лакомство от незнакомых людей, и грозила пожаловаться на меня родителям. Я еле упросила ее молчать о случившемся. Вскоре она покинула нас и вышла замуж, по всей вероятности, за «кузена». Но со времени этого приключения я начала думать об Африке.

– Вы больше никогда не встречали этих людей?

– Никогда.

В это время я услышал сердитый голос леди Лонгден:

– Мне очень жаль, Луна, прерывать ваш интересный разговор, но мы все ожидаем тебя.

К своему великому ужасу, я увидел, что все кроме нас уже встали из-за стола.

Я был очень смущен. Вспомнив, что ничего не ел, я потихоньку сел поближе к портвейну и, подкрепившись финиками, прошел за другими в гостиную, где уселся как можно дальше от мисс Холмс и занялся рассматриванием альбома с видами Иерусалима.

Вскоре ко мне подсел лорд Регнолл, который завел разговор об охоте на крупного зверя и между прочим спросил мой постоянный африканский адрес. Я указал Дурбан и, в свою очередь, поинтересовался, зачем ему мой адрес.

– Потому что мисс Холмс постоянно бредит Африкой, и я жду, что мне в один прекрасный день придется попасть туда, – печально ответил лорд Регнолл.