Древний Египет. Подъем и упадок

Одержав победу в гражданской войне, царь Ментухотеп, не тратя времени даром, продемонстрировал свою набожность, украшая святыню Осириса-Хентиаменти. При преемниках Ментухотепа храм продолжал пользоваться царским покровительством. Абидос превратился в центр национального паломничества и сцену для тщательно продуманных церемоний, прославляющих воскрешение бога.

«Мистерии Осириса» ежегодно устраивались в присутствии огромной толпы зрителей, собиравшихся со всех концов Египта. Основой обрядов служила демонстрация божественности царского сана, смерти и воскрешения. Эти три аспекта мифа об Осирисе были отражены в трех отдельных процессиях. В ходе первой народу показывали культовое изображение бога, чтобы напомнить о его статусе живого правителя. Один из жрецов храма — или, в отдельных случаях, приезжий вельможа, выступающий как личный представитель царя, — появлялся в образе бога-шакала Упуаута («Открывающего путь») и шествовал впереди процессии как герольд Осириса.

Вторая церемония, главный элемент драмы, демонстрировала смерть и похороны бога. «Великая процессия» сопровождала его священную статую, помещенную в специально освященную ладью, которую жрецы несли на своих плечах от храма до царского кладбища Первой династии. По дороге инсценировались ритуальные нападения на священную ладью — это олицетворяло борьбу между добром и злом. Нападающих отгоняли другие участники шествия, играющие роль защитников бога. Как случается в ходе религиозных представлений, это условное сражение время от времени разжигало такой неудержимый религиозный пыл, что он перерастал в отвратительную ярость, оборачивался насилием и приводил к серьезным травмам. Набожное рвение и пламенная страсть — давние супруги.

Третьим и заключительным актом таинства было возрождение Осириса и торжественное возвращение в храм. Его культовое изображение уносили в святилище, очищали и украшали. Церемония завершалась, толпы рассеивались, и Абджу возвращался к обычной жизни еще на год.

Символизм мистерий Осириса был столь значительным, что участие в них, лично или опосредованно, стало жизненной целью древних египтян, будучи подобием паломничества в Иерусалим или Мекку. Для большей части населения дальнее путешествие в пределах Египта было практически невозможным: даже если они могли бы оплатить поездку, оставить землю необработанной больше чем на неделю грозило неурожаем и разорением. Бюрократы, работающие в администрации, были более обеспечены в этом отношении — но нуждались в официальном разрешении на то, чтобы покинуть пост и отправиться вверх или вниз по течению Нила к Абджу.

Наилучшим выходом для большинства людей было «присутствие по доверенности». Возведя кенотаф или стелу — что-нибудь, на чем высечено их имя, — вдоль маршрута Великого шествия, они также могли удостоиться благословения шествующего мимо воскресшего бога. В результате священный путь из храма Осириса стал излюбленным местоположением мемориалов, больших и маленьких. Тех, кто располагал значительными ресурсами, могли представлять свои статуи, установленные в миниатюрных часовнях. Менее обеспеченные были вынуждены довольствоваться плитой из едва обработанного камня или просто упоминанием на чьем-либо памятнике. Будь то богатый или бедный, каждый набожный египтянин стремился стать частью этого действа. На протяжении нескольких поколений «Терраса Великого Бога» была заполнена памятниками в пять-шесть рядов. Они занимали каждый доступный дюйм по обеим сторонам дороги, угрожая посягнуть на сам священный путь.

Для тех, кто не мог обеспечить себе даже столь скромное присутствие в Абджу, в провинциях проводились празднества Осириса — не столь грандиозные, не столь престижные, но это было лучше, чем ничего. Вспоминая и празднуя возрождение бога на местных кладбищах, жрецы и народ надеялись, что толика его волшебства очистит бедные души, преданные земле поблизости, предоставляя им возможность вечной жизни. С доисторических времен в египетских городах и деревнях бытовало множество различных верований, божеств и ритуалов, что отражалось в разнообразии местных святилищ и священных предметов, установленных в них. Теперь — возможно, впервые за всю его историю — в Египте появилось нечто, приближающееся к национальной религии.