В Хутварете, столице гиксосов, царь Апопи, должно быть, ощутил надвигающуюся вспышку военных действий. Он принял меры по укреплению крепостной стены царской цитадели и созданию стратегического военного союза с Кушем. Используя дороги, ведущие через пустыню от оазиса к оазису, которые гиксосы контролировали с первых лет своего правления, его посыльные могли обмениваться сообщениями с правителем Куша, не проходя по фиванской территории. Вероятно, Апопи пришлось предложить царю Куша долю в добыче — но если между этими двумя державами был достигнут приемлемый компромисс, под этим мог подразумеваться лишь единственный вариант: Египет будет разделен, с его независимостью будет покончено навсегда.
Без тени иронии Апопи использовал старую египетскую уловку, чтобы сплотить своих сторонников в предстоящей борьбе. В агитационных целях азиатский правитель восхвалял свою власть новыми, еще более изысканными эпитетами: «решительный в день сражения, чье имя более величественно, нежели имя любого из царей, защитник отдаленных земель, никогда не лицезревших его…»[107]
и, таким образом, «нет никого подобного ему ни в одной земле!»[108]Новый фиванский правитель, Секененра Таа, ни в малейшей степени не был обеспокоен этими воинственными разговорами. Вместо того чтобы баловаться словесной перепалкой, он вел реальные приготовления к столкновению. Его первый шаг состоял в том, чтобы устроить передовую штаб-квартиру, откуда можно было планировать и направлять атаки на Мемфис и Хутварет. Для этого была избрана местность Дейр эль-Баллас на западном берегу Нила напротив Гебту. Там он возвел укрепленный дворец, устроенный так, чтобы разместить в нем семью фараона. Дворец обслуживался комплексом пекарен и был окружен солидным поселением для семей царской свиты. На высоком холме, господствующем над окрестной территорией, был сооружен наблюдательный пост с видом на долину Нила. В целом это была прекрасно защищенная позиция.
С таким полностью оснащенным стратегическим центром, откуда можно было осуществлять командование, Taa начал первую волну нападений на гиксосов. Он отнюдь не был штабной крысой — он вел войска, и его высокий рост, мускулистое тело и крупная голова, украшенная густыми, вьющимися темными волосами, говорили всем: вот истинный воин-герой. Ведомый мыслью о том, что его судьба имеет особый смысл, и укрепляемый решимостью своей неистовой сестры-жены Аххотеп, он втянул врага в рукопашный бой.
И… грянула катастрофа. В гуще сражения фараон упал с колесницы — возможно, сраженный ударом сзади. Незащищенный, он погиб под ударами кинжалов, топоров и копий. Азиатский топор расколол его череп, вызвав обширную травму головы и став причиной смерти Taa. В хаосе и беспорядке было невозможно должным образом подготовить тело к похоронам. Вместо этого фараона наскоро забальзамировали, даже не распрямив его руки и ноги, и увезли в Фивы. Там, перед горюющей семьей и ошеломленным населением, «Taa Храбрый», как гласила надпись на его гробнице, был погребен, а его преемником был назначен Камос, который возглавил скорбящих.
Фараон погиб в расцвете сил, его правление продлилось лишь около четырех лет (1545–1541). Бремя правления и надежды египтян теперь легли на плечи Камоса. Неопытный и неуверенный, не знающий, как двигаться дальше, новый монарх созвал военный совет. В проникновенных, полных муки словах он оплакивал свою судьбу и судьбу своей страны:
Часть III
Слава и могущество (1541–1322 годы до н. э.)