Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима

В некоторых городах цари решали вопрос с допуском плебеев в город; так было в Риме. В других городах это было делом народных тиранов, как в Коринфе, Сикионе, Аргосе. Когда аристократия одерживала верх, ей хватало благоразумия оставлять низшим классам звание граждан, которое им дали цари или тираны. На Самосе аристократии удалось одолеть тиранов, только освободив низшие классы. Потребуется слишком много времени на перечисление различных форм борьбы, которые использовались в ходе этого грандиозного переворота. Результат всюду был один и тот же: низший класс вошел в город и стал частью государства.

Поэт Феогнид дает четкое представление об этом перевороте и его последствиях. Он рассказывает нам, что в его родном городе, Мегаре (Мегарах), два типа людей. Одних он называет «хорошими, благородными», имея в виду аристократов, других «плохими, подлыми», имея в виду низший класс. Вот как поэт описывает прежнее положение низшего класса: «Встарь ни законов они не разумели, ни тяжб»[160], то есть не имели прав гражданства.

Им не разрешалось даже приближаться к городу; «козьими шкурами плечи покрыв, за плугом влачились, стадо дубравных лосей прочь от ворот городских в страхе шарахалось…»²

Они не принимали участия в священных трапезах, и не имели права вступать в брак с членами «хороших» семей.

Но как все изменилось! Аристократия свергнута; «ныне рабы – народ-самодержец, челядь – кто прежде был горд доблестных предков семьей»[161].

Нет больше древних законов, их заменили странные новые законы.

Ныне несчастия добрых становятся благом для низких
Граждан; законы теперь странные всюду царят;
Совести в душах людей не ищи; лишь бесстыдство и наглость,
Правду победно поправ, всею владеют землей[162]

.

Богатство стало единственным объектом людских желаний, поскольку оно дает власть. Мужчина из знатного рода женится на дочери богатого плебея, как и женщина из знатного рода выходит замуж за плебея.

А замуж ничуть не колеблется лучший
Низкую женщину брать, – только б с деньгами была!
Женщина также охотно выходит за низкого мужа, —
Был бы богат! Для нее это важнее всего.
Деньги в почете всеобщем. Богатство смешало породы.
Знатные, низкие – все женятся между собой[163]

.

Феогнид, выходец из аристократического рода, безуспешно пытался противиться ходу событий. У него, осужденного на изгнание, лишенного собственности, единственной формой протеста были его стихи. Но если он и не надеялся на успех, то, по крайней мере, никогда не сомневался в правоте свого дела. Он признал поражение, но при этом сохранил уверенность в собственной правоте. По его мнению, происшедший переворот был преступлением против морали. Ему, аристократу, казалось, что на стороне этой революции не было ни справедливости, ни богов, что она покушалась на религию.

Что справедливо, что нет – не ведают низкие люди,
Страха не знают совсем, кары не ждут впереди…
Кончено! Предано все, и погублено все, и пропало.
Только не будем винить, Кирн, никого из богов.
Нет же! Людская корысть, и измена, и спесь, и насилье
В горе и зле погребли нашу старинную мощь[164]

.

Эти сетования бесполезны, и он сам это прекрасно знает. Его жалобы не что иное, как добродетельный поступок, поскольку от предков перешла к нему «священная традиция», которую он обязан продолжать. Но все его старания напрасны; традиция будет предана забвению; сыновья аристократов забудут о своем благородном происхождении, и в скором времени все увидят, как они соединяются узами брака с девушками из плебейских семей, как они будут пить на их праздниках, и есть за их столом, и скоро проникнутся их чувствами. Сожаление – это все, что осталось греческой аристократии времен Феогнида, но и это сожаление должно было вскоре исчезнуть.

Действительно, после Феогнида от аристократии осталось только воспоминание. Знатные семьи продолжали благочестиво сохранять домашний культ и память о предках, но это и все. Еще оставались люди, которые занимались тем, что выискивали своих предков, но их высмеивали. Они сохранили обычай делать надписи на могилах, что умерший был выходцем из благородной семьи, но не делали никаких попыток восстановить рухнувшую систему. Исократ абсолютно справедливо заметил, что в его время знатные афинские семьи сохранились только в гробницах.