Открытие в Мецаморе выявило один из факторов, определивших процветание Армении в 3-м тыс. до н. э. Здесь доктор Ханзадян обнаружила центр металлообработки, уникальный по сложности и долгой жизни[131]
. Большинство находок в этом удивительном поселении датируются 2–1-м тыс. до н. э., есть и более поздние следы. Но самая ранняя фаза – в районах поселения, где археологи нашли стратифицированную последовательность, – дала нам различные металлургические артефакты. Самый важный из них – это бронзовый шлак с касситеритом, рудой, из которой выплавляется олово. Ее нет в долине Аракса – должно быть, для переплавки в Мецаморе ее ввозили. Также были обнаружены вставленные в печи глиняные трубы, использовавшиеся в производстве вместе с мехами. К первой фазе в Мецаморе относятся и фосфорные брикеты, которые, очевидно, были сделаны из костей и мозгов животных и растерты с глиной. Говорят, что смесь фосфора, бария и стронция помогла определить возраст этих продуктов, которые были найдены в Мецаморе, – не позднее 1000 г. до н. э. Фосфор использовался для плавки касситерита и получения олова. Иными словами, здесь мы видим свидетельство существования армянского центра обработки бронзы в периоде III ранней закавказской культуры. Монополию шумеров в этой отрасли металлургии лучше всего демонстрирует царское кладбище Ура, как и ранний ввоз инструментов и оружия с юга в Закавказье и за его пределы. Однако данная ситуация, судя по всему, оказалась кратковременной[132]. Северные варвары, каковыми их, вероятно, считали жители Шумера и Аккада, быстро освоили методику сплава меди с оловом и получения бронзы, что позволило им перейти к промышленному производству оружия и инструментов, а также приступить к литью по выплавляемым моделям. Последний метод был или перенят в Майкопе, или, что более вероятно, ввезен туда из Центральной Анатолии или некоего другого неизвестного места, расположенного к югу от Кавказа. Импорт шумерского металла в Закавказье мог начаться раньше того времени, которое определили ученые по уцелевшим образцам. Но эта торговля оказалась недолгой, о чем позаботились местные предприниматели.Согласно статистике 1917 г., на Кавказе находилось не менее 418 месторождений меди. Скорее именно этот факт, а не близость к Ближнему Востоку объясняет прогресс металлообработки на Северном Кавказе по сравнению со степными регионами[133]
. Однако теории раннего зарождения всей металлообработки на Кавказе все же представляются сильно преувеличенными. Особенно богатыми медной рудой были районы Западной Грузии (долина верховья Риони и юго-восточное побережье Черного моря), центральная часть Закавказья и район Белокан – Кахетия. Сотрудники Государственного музея Грузии (Тбилиси) совместно с И. Р. Селимхановым (Баку) провели большую работу по анализу образцов, считавшихся созданными из местной меди, а также сплавов. В исследовательских лабораториях обоих городов, имевших прекрасное оборудование и квалифицированный персонал, добились очень интересных результатов, которые невозможно изложить кратко[134]. Одна серия медных образцов из Азербайджана не содержала следов мышьяка и сурьмы, равно как свинца, висмута и кобальта, но серебро, как и золото, не всегда присутствующее в местной меди, нашли во всех образцах, кроме одного[135]. Так, высокое содержание серебра в целом предполагает местную медь, которую можно отжигать и ковать. Первым существенным прорывом в том деле стало освоение плавки, без которой нельзя говорить о настоящей металлообработке. Устранение примесей из природных руд расширило количество месторождений, доступных для разработки. Высокое содержание мышьяка или железа в образце, как считалось, из местной меди, означало, что на самом деле это халькопирит (медный колчедан) – минерал, из которого медь может добываться только плавлением. Район Кедабека в Азербайджане обладает халькопиритом с высоким содержанием меди и железа, но без других примесей, за исключением следов серебра. Образцы из Армении демонстрируют незначительное количество примесей. Селимханов обнаружил, что мышьяк и сурьма редко встречаются в местной меди Грузии и Артвина. Он утверждал, что в Грузии в энеолитическую эпоху (то есть периоды I и II ранней закавказской культуры) местная чистая медь не использовалась – только сплавы. Однако его утверждения не совпадали с выводами грузинских ученых, у которых было явное преимущество – свободный доступ к собственной территории. Представляется, что различие вызвано скептическим отношением Селимханова к спектрографическому анализу: он считал надежными только количественные методы анализа.