Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)

Служба была, видимо, разнообразной. Подчас она приобретала форму признательности центру за его заботу, что вполне могло выражаться в виде подарков и подношений. Как показывают специальные исследования, система дара и отдара, обязательного дарообмена, восходящего к реципрокным связям глубокой древности, играла весьма серьезную сакрально-символическую и социально-политическую роль в жизни чжоусцев после их победы над Шан (см. [52]). Это позволяет предположить, что и в Шан аналогичная система взаимоотношений занимала свое место в контактах вана с его вассалами. Но служба имела и более прагматичные формы. Речь идет об элементарном выполнении «дела вана», о чем есть данные в надписях.

«У выполнит дело вана или У не станет его выполнять?» — так сформулирован вопрос в одной из них [151, с. 317], причем запись такого рода отнюдь не единична. «Дело вана» в подобного рода записях — прежде всего военная служба, что всегда отличает взаимоотношения правителя с его вассалами: «Фу Хао (речь идет о жене У Дина, имевшей собственный удел. — Л.В.) выставит 3 тыс. человек. И еще люй (полк? — Л .В.) в 10 тыс. человек. Всего 13 тыс. человек против цянов» [151, с. 276]; «Приказываю Доцзы-цзу вместе с Цюань-хоу напасть на Чжоу. Выполните дело вана» [151, с. 496]. Обратим внимание: в обеих записях войска удельных правителей соединяются с войсками центра для выполнения определенного поручения, т.е. для военных действий против того или иного воинственного соседнего племени (дружина Доцзы-цзу и полк-люй в приведенных записях — войска вана).

Практически это означает, что организуется военная экспедиция, которая направится через земли и владения того либо иного из региональных правителей для борьбы с враждебными племенами внешней зоны.

Предполагается, что содержание войска ляжет на плечи поименованного в надписи титулованного владельца удела. Собственно, это и есть служба, выполнение «дела вана». Не исключено, что существовали и иные формы участия в выполнении поручений вана.

Быть может, жители уделов привлекались к трудоемкому строительству в центральной зоне престижных сооружений, особенно царских гробниц. Возможно, их представители участвовали и в работах на больших полях. Так бывало во многих аналогичных обществах. Но сведений такого рода в гадательных надписях нет, потому и сказанное остается лишь вероятным предположением. Как бы то ни было, служба вану, выполнение «дела вана», подарки и подношения ему, равно как и сакральные гарантии с его стороны, — все это создавало достаточно тесные и устойчивые по характеру взаимоотношения, которые скрепляли шанцев обеих зон в нечто этнополитически цельное.

Конечно, подобная цельность не была нерушимой. Расширение ранее освоенных территорий и естественная сегментация населения вели с неизбежностью к некоторому ослаблению связей на окраинах (принцип убывающей солидарности). В Шан это проявлялось в сепаратизме отдельных правителей уделов. Как то было выявлено специальными исследованиями, порой на границах возникали сложные политические конфигурации, разгорались междоусобные схватки, в ходе которых враждующие титулованные шанские правители обращались за помощью к соседним вождям варварских племен (см. [53, с. 14—17]). Такие центробежные тенденции не могли не ослаблять государственное образование Шан в целом. Однако нити, связывающие шанцев воедино, всегда были много более крепкими, чем противостоявшие им тенденции. Этому способствовал ряд факторов.

Во-первых, действие принципа убывающей солидарности компенсировалось этноцентризмом. Подобно цементу, он сплачивал всех шанцев, противопоставляя их, цивилизованных, враждебной варварской периферии. Даже те из региональных управителей, кто временами в поисках союзников апеллировал к вождям соседних с ними племен, всегда ощущали себя прежде всего шанцами. И разница между ними и нешанцами — наподобие различия между греками и римлянами с одной стороны и варварами с другой — не стиралась очень долго. В какой-то мере ее ослабляли, вероятно, брачные связи между вождями племен и шанской знатью. Но такого рода связи начали устанавливаться далеко не сразу. Из источников известен лишь один подобный пример — речь идет о матери знаменитого чжоуского вождя Чана, будущего Вэнь-вана, которая была родом из Шан и, видимо, в немалой мере благодаря которой Вэнь-ван вошел в историю помимо прочего как символ цивилизованности, культуры (вэнь).

Во-вторых, этнической консолидации шанцев в немалой мере способствовали религиозно-сакральные моменты, о чем уже упоминалось. Шанский правитель, как сакрализованный глава коллектива, как божественный посредник между миром живых и всемогущих умерших предков, как носитель высшей благодати и некое великое связующее единство, сердцевина этнополитической общности Шан, всегда стоял в их глазах выше сиюминутных политических интересов, союзов, междоусобиц. Подчиниться его воле, служить ему, исполнять его «дело» — все это было естественным и неоспоримым импульсом для любого шанца, тем более высокопоставленного.