Древний Рим. Быт, религия, культура

В разнузданные времена ранней империи древние запреты, по-видимому, вышли из моды. Овидий, как мы уже видели, выступал в защиту танцев, особенно для девушек, грациозность движений которых усиливала их очарование. К его времени мужчины и женщины уже танцевали вместе: «Пальцами стана коснись, ногу ногою задень» – таков был его совет юному влюбленному; но похоже, римляне никогда не увлекались танцами так, как мы сегодня. Старомодные римляне продолжали неодобрительно относиться к танцам, особенно когда полусумасшедшие императоры, такие как Калигула или Нерон, жаждущие поклонения толпы, сами пускались в пляс, чтобы развлечь зрителей. Однажды Калигула созвал трех важных сенаторов посреди ночи. Они все подумали, что пришел их последний час. Однако император хотел лишь, чтобы они посмотрели, как он танцует. К закату империи, однако, налицо были признаки совершенно другого отношения. Приблизительно в 400 году н. э. Макробий уже всерьез вопрошал: «Вы когда-нибудь видели танцора, мужчину или женщину, на каком-нибудь пиру?» Его картина возобновленной умеренности и сдержанности в общественной жизни среди более рафинированных членов общества резко контрастирует с ярым обличением святым Иеронимом мирской жизни как самой греховной для того времени.

КУЛЬТУРНЫЕ ИНТЕРЕСЫ

Музыка

Пиры и танцевальные выступления в долгие вечера взывали к музыке, еще одной форме искусства, которую римляне не слишком культивировали.

Римляне времен республики были гораздо менее чувствительны, чем греки, и большинство из них с радостью сбросило бы музыку со счетов как напрасную трату времени. Для свободнорожденного римлянина играть на музыкальном инструменте или петь считалось недостойным, но они были готовы терпеть выступления рабов или профессионалов в небольших дозах. Неудивительно, что римляне «старой школы» были основательно шокированы императором Нероном, «упражнявшимся в непристойностях... вплоть до постыдных для мужчины телодвижений и таких же песен», как описывает его Тацит. Среди сатирических стихов, распространившихся в Риме, был один, повествующий, как персы натягивали тетиву, в то время как император бренчал на струнах своей цитры. Маршевая музыка медных труб была им больше по вкусу. Эти трубы были как прямые (туба), так и изогнутые (корнет). Не существует латинского слова, обозначающего барабан. Флейты и свирели, тамбурины и цимбалы использовались в основном на религиозных процессиях и церемониях, таких как церемония почитания Исиды. В древнеримской религии ранней республики имелись свои гимны или псалмы, но их музыкальное сопровождение вовсе не было выдающимся. Стихи обычно читались нараспев под аккомпанемент на лире, и в поздней империи, как мы видели, хозяева, дающие пиры, имели обыкновение развлекать своих гостей приятной музыкой на всем протяжении празднества.

Рис. 49. Уличные музыканты и музыкальные инструменты: 1 – свирель; 2 – кимвал (тарелки); 3, 4 – флейта; 5 – труба

Кроме как от уличных музыкантов и на некоторых театрализованных представлениях, религиозных праздниках, процессиях на играх и по великим торжествам государственного масштаба, римляне редко имели возможность слышать хорошую музыку, поскольку не было организованных концертов или музыкальных фестивалей, которые столь известны сегодня в западной культуре. Комические песенки и мелодии, услышанные в театрах, однако, «подхватывались», и их мурлыкали или насвистывали точно так же, как в Англии мальчишки-посыльные напевали водевильные номера на улицах задолго до изобретения граммофона, который распространил популярные песенки по всей стране. Среди очень немногочисленных механических устройств, которыми владели римляне, был, как ни странно, орган, приводимый в действие силой воды. Это изобретение датируется второй половиной III века до н. э., и родиной его, как многих научных открытий греков, является Александрия. Это единственный вид механической музыки в Древнем Риме, сведения о котором сохранились, но он был доступен, вне всяких сомнений, лишь немногим богатым римлянам.

Ораторское искусство

Марциал был того же мнения, что и доктор Джонсон. Несмотря на все свои сентиментальные восхваления сельских радостей, они вскоре ему надоели до тошноты. Проведя в родной Испании три года, несмотря на то что он там женился на богатой даме, Марциал признавался своему другу, что скучает по аудитории, к которой привык в Риме, и чувствует себя адвокатом в заморском суде. Он писал, что если и было что-то приятное в его маленьких книжках, то этим они обязаны его слушателям, и чувствовал себя выброшенным на незнакомый берег потерпевшим кораблекрушение, ему не хватало проницательных суждений, изобилия изобретательности, библиотек, театров, публичных собраний – всех тех удовольствий, от которых он неосознанно так много получал и которые так разборчиво отвергал прежде.