Древний Рим. Имена удовольствий (СИ)

— Ой, спасибо! Вы меня просто спасли! Я была в отчаянии… почти… совсем. Надо же, у вас голубые глаза, а я думала, что все итальянцы — черноглазые, а уж древние римляне и подавно.

Консул немедленно поставил меня на землю и я чуть-чуть поклонилась ему в знак благодарности и зачем-то даже захлопала в ладоши, уж очень рада была снова оказаться внизу.

— Какие еще древние римляне… Хм… Значит, твое имя — Наталия? И откуда ты прибыла в Великий город?

— Я из Этрурии…

— Ты не похожа на тамошних женщин, у тебя северные черты лица… ты была рабыней?

— Нет же! Я родилась и умру свободной женщиной! Выдумали тоже… И, вообще, я против рабства и эксплуатации военнопленных. И ваша политика экспансии…

Тут я прикусила язык. И очень даже вовремя. Потому что, вести такие речи перед римским полководцем было крайне неразумно, однако Гай Марий отчего-то вдруг рассмеялся.

— Жаль, что женщинам запрещено выступать в Сенате, ты бы там могла затмить своими речами самого Петрония Главка. Странная ты женщина, Наталия… как твое полное имя?

— Русса… я — Наталия Русса! Скажите, вы не сердитесь за тот камень? Вам не очень больно было? А, можно мне поискать у забора мой золотой шнурок? Честно, эта вредная птица уронила его где-то с вашей стороны, как только я его найду, сейчас же уйду к себе и избавлю вас от дальнейших хлопот. Обещаю!

Эта женщина, и правда, была очень странной. Одета как мальчишка — подросток… хотя сама уже не так и юна… опять же, зачем-то залезла на забор, разговаривала так замысловато и дерзко… и так много… Гай Марий задумчиво смотрел на девицу перед собой и не мог понять, что за «птица» залетела в его сад и нет ли в этом какого умысла богов. Консул поднял голову и стал наблюдать за ясным небом… давняя привычка, еще с тех времен, когда его, молодого, но подающего большие надежды воина, назначили управлять сотней легионеров. Опытный декан Геллий, прошедший немало страшных боев, негласно взял командира под свою опеку:

— Если нужно принять решение — обрати взор к небесам. Одинокий ворон — есть дурной знак! Стайка мелких птиц — тревоги и склоки, пустая трата сил…

Сейчас же из под крыши большого двухэтажного дома Каррона вылетала пара красноватых римских голубей и, забавляясь друг с дружкой, пронеслись почти над самой головой консула и его удивительной гости.

— Хорошо! Можешь искать здесь свое украшение, а после Артик проводит тебя до ворот. Меня ждут дела!

Мужчина отвернулся и вместе со своим чернокожим спутником быстро удалился по усыпанной гравием дорожке в сторону дома. Я же осталась наедине с миловидным рыжеволосым юношей, который в отличие от своего патрона смотрел на меня с вежливой улыбкой.

— Тебя зовут Артик? А ты откуда? Из Галлии… Получается, ты почти француз, тогда почему рыжий… А чем ты тут занимаешься? Сильно тебя угнетают эти римляне, да? Нет… значит, повезло! Поможешь, мне шнурок найти? А что это за растение… ой, правда? Такое ядовитое… Так чего же оно у вас прямо во дворе растет? Только если его пожевать… нет, нет, я листьями не питаюсь… А этот Консул ваш, он очень строгий… и что, до сих пор один? И даже не нравится никто… вот же проблема… а он ничего, симпатичный… когда не хмурится…

Через полчаса мы с Артиком сообща нашли в траве мой злополучный шнурок, еще поболтали немного о всяких римских сплетнях и расстались у ворот Клодия совершенными друзьями.

Глава 4. Интересное предложение

Будь приветлив с соседом, и прочь ненавистные ссоры!
Если не можешь, шаги к дому обратно направь.
Взор на супругу чужую не смей кидать похотливый,
Ласков с нею не будь: скромно себя ты веди.

(надпись на стене «столовой» одного из домов в Помпеях, обнаружена при раскопках)

Вечер в доме Клодия прошел довольно спокойно — закончив свои омовения вернулся хозяин и его малочисленные работники, то есть рабы. Все никак не могу привыкнуть к этому слову в повседневном обиходе. Мы все вместе поужинали вареными овощами и омлетом, а на десерт были только сушеные финики и маслины. Для меня это почти экзотика, так что унывать не приходилось.

Потом на Клодия вдруг напало вдохновение и он начал нам декламировать какую-то заунывную поэму на смерть гладиатора, что протекала под рукоплескания довольной толпы. Элиав слушал завороженно, дряхлый Мапроник так и вовсе, кажется, вскоре уснул, сидя на своей скамеечке, а я какое-то время сохраняла выражение вежливого интереса на лице.