Древний Рим. Имена удовольствий (СИ)

— Посмотрите на этого мужчину! Да… он не обладает силой Геркулеса и отвагой нашего Консула (надо же было и Гаю польстить, пользуясь случаем), он с виду неказист и робок, но… если бы вы только знали какое горячее сердце бьется под его изношенной тогой. Воистину сердце льва… сердце леопарда, смертельно раненого любовью. Да-да… истинной любовью к благородной и недоступной женщине.

Тут меня даже перебил какой-то лысоватый толстенький коротыш, что ради моей звонкой речи отложил в сторону здоровенную кабанью ляжку:

— А что… бывают совершенно недоступные женщины? На мой взгляд даже богини падки на золото и лесть…

— Погоди, Аквилат, девушка славно декламирует! Дай послушать!

Это подал голос сосед толстяка — миловидный пухлогубый мужчина средних лет, от него за сто шагов разило благовониями. Я продолжала…

— Так вот… мой изнывающий от неутоленной страсти поэт грозится лишить себя жизни, если Венера Земная не разгадает его намеков и не снизойдет в его пылкие объятия. Клодий готов растопить льды своей нежностью, готов излиться лавой Везувия из своих чресел… «Боже мой, что я несу это, уже явный перебор… надо закругляться, пока не у всех еще глаза округлились так же, как у Хозяйки дома»

А завершить свою рекламную акцию я решила стихами Николая Гумилева, конечно же, о самом чудесном "любовнике" — дяде Кло:

Его уста — пурпуровая рана

От лезвия, пропитанного ядом.

Печальные, сомкнувшиеся рано,

Они зовут к непознанным усладам.

И руки — бледный мрамор полнолуний,

В них ужасы неснятого проклятья,

Они ласкали девушек-колдуний

И ведали кровавые распятья.

В его душе столетние обиды,

В его душе печали без названья.

На все сады Мадонны и Киприды

Не променяет он воспоминанья.

Да, что там говорить… а говорить-то я всегда умела. Особенно читать стихи, у меня даже награды есть за участие в специальных конкурсах. Но здесь на кону была репутация хорошего в общем-то человека и моего кормильца. И я, кажется, поняла чего недоставало вдовушке, избалованной брутальными самцами…

— А сейчас Поэт прочтет Оду в честь благословенной Хозяйки этого дома.

И что вы думаете — Клодий вышел вперед, опираясь на свою тросточку и стал читать свою оду. Ох, надо было видеть, как на все это действо реагировала почтенная матрона. Сейчас перед ней был истинный страдалец, раненый в боях за любовь, хромой отверженный мученик, почти нищий искатель женской ласки. Кажется, у Оливии не было детей… и облик вот такого жалкого и беззащитного тщедушного мужчинки ее чрезвычайно растрогал. А как известно, сильные и волевые женщины обожают брать под свою опеку таких вот с виду забитых и робких словоблудов.

Поначалу голос Клодия немного дрожал, но все-таки какой-то поэтический талант у парня имелся. По ходу чтения глаза Клодия засверкали, тон возвысился до сводов атриума и вся фигура мужчины словно выросла и окрепла. Оливия сидела румяная, пышная грудь ее бурно вздымалась под зеленым полотном, яркие губы маняще раскрылись…

— Оливия! Души моей царица!

Забудь дела давно минувших дней…

Кто ты была — какого храма жрица?

И кто достоин был любви твоей?

И в том же духе и бла-бла-бла… Я уж не знаю — плохи ли хороши были эти стихи, но Клодий простонал их с чувством, с толком и с расстановкой. И попал в цель. Прямо в пресыщенное сенаторами и гладиаторами женское сердце…

Когда Клодий поклонился «недоступной» и уронил, наконец, свое худосочное седалище на ложе, раздались довольно шумные аплодисменты. Оливия многообещающе улыбалась, вытирая жирные от соуса пальцы о густые кудри молоденького смуглого раба, что встал на колени перед госпожой.

— Ты порадовал меня, Клодий, странно, что я не знала тебя раньше… Гай… тебе давно следовало нас познакомить… А эта милая девушка, что столь же смела, сколь и красноречива… Как твое имя, красавица?

— Я — Наталия…

Пухлогубый ароматный патриций немедленно вступил в беседу:

— Забавно… обычно этим именем нарекают мужчин. И ты так странно одета… Я знавал одного Наталия Плавта, он был невероятно богат и умер не так давно, не оставив не единого наследника.

— Он жил далеко от Рима, этот ваш богач? Может быть, я и ему родственницей довожусь, какой-нибудь внебрачной дочерью, чего только не бывает в жизни… и я, вовсе не против стать Хозяйкой усадьбы, как прекрасная Оливия, и всех вас я бы тоже пригласила на пир, но уж конечно, на столь изысканные кушанья мне не хватило бы ума…

Раздался одобрительный смех, кажется, окружающие оценили мои шутки и грубоватую похвалу застолью. Взгляд Оливии пробежал по мне с ног до головы.

— Почему на тебе мужская одежда? В постели ты предпочитаешь женщин?

— Э-эм, все просто, госпожа… мое бедное «деревенское» платье совершенно не подходило к столь знатному обществу. А на достойный наряд у меня просто нет денег. Потому мне и пришлось надеть самую приличную тунику Клодия, его доброта поистине безгранична. А что касается моих предпочтений в постели… я придерживаюсь традиционных взглядов, я люблю мужчин.