Вставать я пока даже особо не пыталась, Сергий приносил мне воду для мытья, всякие другие нужные вещи и еду. По мере того, как восстанавливалось мое тело, я начала снова смущаться, но юноша заверил меня, что рос в окружении трех старших сестер и отлично знает все особенности женской физиологии. Не то, чтобы он очень меня этим утешил, но… деваться-то все-равно некуда. Тем более Сергий был таким тактичным и деликатным, ухаживая за мной, что мне оставалось только вслух желать ему самую красивую и богатую невесту за его доброту и понимание женской природы.
К вечеру второго дня, что я провела посреди легиона я уже решила потихоньку выйти из палатки и осмотреться. Мы с Сергием даже прогулялись до рва, что за неделю был выкопан вокруг лагеря. Вокруг словно целое поселение развернулось, будто и не войско на привале, а отряд рабочих — все чего-то строят, копают, тащат бревна и камни. Муравейник, да и только…
А, если сказать по правде, здесь был не весь легион Каррона, а его часть, всего восемь манипулов. А в каждой манипуле — две центурии, то есть сотни. А всего в настоящем римском легионе — тридцать манипулов, это значит… Сергий, сколько солдат у нас получается… да-а, я тот еще счетовод — шесть тысяч солдат входит в один приличный римский легион! Надо запомнить на всякий случай. А каждой сотней человек командует центурион, я это уже знала, кажется. Как и то, что под началом трибуна Кастора находятся несколько манипул.
А слово «трибун» происходит от понятия «триба» — родовое племя римлян, а еще Кастор Орест носит ангустиклавий — тогу с узкой пурпурной каймой, потому что он из сословия всадников и это высший офицерский чин в войске, и в случае чего трибун может принять командование легионом на себя. Ой, как у них тут все интересно! Надо записать, пока не забыла…
Перед наступлением темноты в палатку вернулся и ее хозяин, Орест ночевал тут же, за перегородкой. Кастор был очень рад моему оживленному виду, и мы решили, что завтра я вполне смогу отправиться в город. Правда, трибун предлагал дождаться ответа от Каррона, но я отчего-то трусила и хотела поскорее оказаться у себя дома. Если уж нам и суждено еще раз встретиться с Гаем, пусть лучше это произойдет на моей территории.
Кастор меня не понимал, никто меня не понимал и Сергий тоже. В их представлении ничего плохого со мной не произошло, я была жива и почти здорова, я пробовала улыбаться и могла вести беседу. Если Гай, и правда, планировал жениться на мне, почему бы ему это не сделать?
Но меня грызли сомнения… Мне казалось, я в глаза ему не смогу смотреть от стыда, а если он начнет сердито меня расспрашивать, а если начнет упрекать…
Но спокойно расположиться на ночлег нам не удалось, хотя я уже пожелала своему «соседу» доброй ночи и прилегла на своей соломенной постельке, покрытой пушистой овчиной. Раздался какой-то шум у входа в нашу палатку, занавески в мои покои разлетелись, и во тьме раскатами грома прозвучал голос консула:
— Наталия, где ты?
У меня сердце в пятки ушло, мне показалось, что Гай специально приехал со мной поругаться и еще опозорить перед всеми людьми, как… даже не хочется говорить кого.
— Я здесь… надо света попросить…
Усевшись на своей лежанке, я обреченно ждала приговора всем своим грехам, явным и мнимым, но Гай вдруг опустился рядом со мной и задал всего один вопрос:
— Скажи мне, ты прежняя?
— Как это — прежняя?
— Ты все та же девушка, что однажды забралась на мою стену в саду?
— Вообще-то, это была общая стена, а не только твоя…
— Хвала Богам, ты все такая же, остальное не важно!
Он схватил меня в охапку и… я думала у меня сейчас косточки захрустят, так он меня стиснул. Пришлось терпеть, не в моих интересах сейчас было выражать какие-то ни было протесты.
— Гай… а у тебя все хорошо? Сражений больше не будет?
Сергий принес на нашу половину маленький светильник и тотчас удалился, опустив полог, создавая для нас некую иллюзию уединения. Гай чуть отстранил меня и теперь пристально смотрел мне в глаза, словно пытаясь разглядеть, что у меня на душе творится. Вопрос мой он, и вовсе, проигнорировал.
— Мне сказали — ты нездорова, тебя ранили?
— Нет. У меня обычное женское недомогание, что бывает раз в месяц. Скоро пройдет.
Гай помрачнел и тряхнул головой, словно прогоняя какие-то навязчивые мысли:
— Я не хочу мучить тебя расспросами, но мне нужно знать… Он тебе угрожал? Он причинял тебе боль?
Я на мгновение замялась, а потом постаралась ответить честно, хотя и расплывчато:
— Благодаря мне Дакос получил свободу, за это и меня отпустил.
Новые вопросы Гая привели меня в смятение:
— Он не трогал тебя? Не просил расплатиться за свою помощь?
И тогда я не сдержалась, воскликнула уже громко и раздраженно:
— Ты же сказал, что не будешь расспрашивать! Гай, я понимаю, что виновата, покинув город, но я же не нарочно полезла в их логово, я не думала, что нас захватят, я торопилась к тебе!
— Ты написала, что подвела меня, что это значит?
Ах, вот так! Он будет придираться к каждому слову, а потом просто встанет и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем.