Древний Рим. Взлет и падение империи

Этот вопрос, по-видимому, останется без ответа. Источники, которыми мы располагаем, либо скупы на информацию, либо крайне пристрастны. Имеющиеся прямые свидетельства (заметки Октавиана о собственных достижениях, а также надписи и некоторые декоративные элементы памятников и зданий, построенных по его инициативе в Риме) дают представление только о том, что его общественно-политическая деятельность отличалась продолжительностью и изобретательностью, но его истинные помыслы при этом остаются за маской, которую он почти никогда не снимал. Как бы мы ни относились к Октавиану, следует признать, что свою власть он умело облекал в одежды старых республиканских институций. Эта хитроумная стратегия проявилась на заседании Сената во время январских ид 27 г. до н. э.

Входя в здание Сената, Октавиан был спокоен: урок, преподанный убийцами его приемного отца, не прошел даром. Он помнил, что республика была основана в момент изгнания этрусских царей римской знатью. Именно в этот момент выкристаллизовалась ненависть аристократов к монархии, их неприятие самой идеи того, что один влиятельный человек может получить верховную власть в государстве. Как показали события мартовских ид 44 г. до н. э., за открытое проявление склонности к единоначалию можно поплатиться жизнью. Даже обладая полнотой власти, Октавиан должен был как-то замаскировать это обстоятельство. Поэтому на заседании Сената Октавиан отказался от всех полномочий и завоеванных территорий и передал их в ведение Сената и народа Рима. Сколь ни удивителен внешне был этот жест, в действительности он являлся частью хорошо продуманного спектакля. Сенаторы не стали отступать от линии, предложенной Октавианом, и в ответ наделили его правом выдвигаться на пост консула. Впрочем, такое же право получил еще один кандидат, который должен был стать вторым консулом. Таким образом, если смотреть поверхностно, то распределение властных полномочий вновь оказалось в компетенции Сената, вновь вводились ежегодные выборы и участие в них Народного собрания Рима. Казалось, республиканский строй полностью восстановлен.

Но это была только видимость, за которой скрывалась совсем иная реальность. В последние десятилетия существования республики высшие должностные лица государства командовали войсками, будучи наместниками той или иной провинции. Это положение вещей сохранилось и сейчас. Только провинция, которую Сенат выделил Октавиану, была «расширенной»: под его началом не менее чем на десять лет оказались Галлия, Сирия, Египет и Кипр! Такое сочетание было не случайным: на этих пограничных территориях располагались основные военные силы Рима. Конечно, люди, избиравшиеся вторыми консулами, также получали под свой контроль какие-нибудь провинции, но только в них никаких военных действий не происходило. Важные со стратегической точки зрения провинции были в руках Октавиана, который назначал туда своих ставленников. Поэтому ни один из вторых консулов не мог сравниться с Октавианом по степени своего влияния.

Но Октавиану было отнюдь не просто балансировать на грани. В 23 г. до н. э. его многолетнее пребывание на посту консула начало походить на единоличное правление. Несмотря на неясность свидетельств той эпохи, очевидно, что кризис быстро набирал обороты и некоторые сенаторы уже вынашивали замыслы убийства нового «царя». Октавиан отреагировал немедленно. Он отвел угрозу путем переговоров, в результате которых его фактическая власть над армией просто получила новое формальное определение. В этой победе над сенаторами ключевым оказался фактор его невероятной популярности в народной среде. Люди не забыли, что это именно он принес стабильность стране, погруженной в хаос. Впрочем, он прекрасно знал, что симпатии черни непостоянны и эта переменчивость народного мнения может таить опасность. Поэтому он приложил все усилия к тому, чтобы закрепить свой статус в глазах людей.

Октавиан и здесь почерпнул вдохновение из республиканской практики, обратившись к Сенату с неожиданным требованием. Он сказал, что хочет получить полномочия народного трибуна. В сравнении с той властью, которую давало ему управление армией, подобный пост выглядел весьма скромным объектом притязания. Конечно, он получил возможность вносить в Народное собрание законопроекты и накладывать вето. Но это не главное, что его привлекало. Октавиан верно оценил большой потенциал этой должности. Играя на исторических ассоциациях, связанных с моментом ее возникновения, он многократно усилил значимость этого второстепенного республиканского поста, вознеся его до совершенно нового уровня. В результате Октавиан стал отнюдь не тем народным трибуном, каких знала предыдущая римская история, но образцовым защитником, охранителем и борцом за интересы всех римских граждан — не только живущих в Риме и Италии, но и во всех уголках обширной державы.