Древний род: Сотый Богомир (СИ)

А я то думал, что клятва, просто формальность, да и не говорилось в ней ничего такого, лишь то, что я лидер. И чего мне теперь делать с двумя мордоворотами и одним маленьким, но очень прытким и заносчивым, человеком? Придется знакомиться с новым миром, но, только после того, как поговорю с отцом и, наконец, узнаю, что за 'птица' мой дед.

После того, как я сообщил свое решение, парни на радостях, обратились ко мне с одной единственной просьбой, сделать переворот в Киевской Руси, а перед этим, закрыть ее ковчег.

И Маэстро стал рассказывать о том, что творится в Украине, по эту сторону ковчега. То, что там рабство, это еще полбеды. Изнасилование всех кого не попадя, от мала до велика, невзирая на пол. Садизм процветает со страшной силой, от забивания человека плеткой до смерти, до снимания кожи заживо. Сам Маэстро, когда был внедрен туда в качестве бойца, не выдержал. На его глазах бандеровцы поставили к стене маленькую девочку и хотели бросать в нее ножи на спор, кто воткнет нож ближе к голове, не задев саму девочку. Маэстро перебил весь гарнизон и с бывшими рабами двинулся к России, освобождая по пути всех, до кого мог дотянуться. Ну и, чтобы, как он сказал, не идти порожняком, уничтожал всех бандеровцев, которые ему встречались.

На это я сказал, что прежде чем принимать какое-то решение, нужно точно убедиться, что другого способа образумить братьев славян, кроме как закрыть ковчег, нет.

Николай, тут же ухватился за мои слова и согласился с ними, сообщив, что эти способы мы, все вместе, будем искать по пути к ковчегу Украины.

Что говорится, поймал.

Вернувшись в кузню, мы обнаружили, что помимо Фомы Митрича, в ней нас, - скорее меня - ожидают три дамы. Жена кузнеца, которая представилась Софьей Михайловной, и младшие сестры-близняшки Кузьмы, Настя и Аленка.

Кстати сказать, от мужской половины своего семейства, они небыли сверх габаритными. Жена кузнеца и мать Кузьмы, вполне нормального роста, а ее приталенное, темно-синее платье до щиколоток, подчеркивало великолепно слаженную фигуру. Тоже и с близняшками, только платья у них были светло розовые. Единственное сходство с отцом и братом, это цвет волос. Их белобрысые волосы, были собраны в толстые косы и не убраны под платок. Если следовать старым обычаям, то это значит, что они девы, то бишь незамужние, а толстота косы говорит о здоровье ее владелицы.

Но не это меня удивило, а то, что последовало после того, как жена и дочери кузнеца представились, в легком поклоне, перед младшим Богомиром. Все семейство Перуничей, кроме Кузьмы - после принесения мне клятвы, которую я, вроде-как, принял, он перекачивал в мое семейство - стало в ряд, поклонилось в пояс, и кузнец стал перечислять всех своих предков, пока не добрался до самого Перуна, который был родным братом Кия. На вопрос, что за официоз, они устроили, мне ответили. Оказывается, при первой встречи с огромной родней, каждое ответвление обязано перечислить мне всех своих предков, вплоть до общего прародителя.

- И что, все помнят своих и моих предков?

Я даже не пытался скрывать свое удивление, по этому поводу. Ведь с той поры, как появился первый Богомир, по словам Николая, прошла не одна тысяча лет.

- Конечно - ответила Софья Михайловна - каждый из нас заучивает свою родословную и родословную прямой ветки Богомира.

'Вот это да! Вот это дурдом! Даже и не знаю, что на это сказать. Это что же получается, мне придется заучивать всех моих предков, которые жили до меня, за несколько тысячелетий. Да их там столько могло быть... кстати'.

- И сколько у меня было предков?

- Ты сотое поколение - без раздумий ответил кузнец.

'Вот, получается я сотый Богомир и знаю еще трех, причем о двух из них, знаю только по рассказам'.

- Так парни, сейчас едим к отцу, а завтра сваливаем отсюда, пока я не увяз в изучении семейного древа.

После этих слов, вся троица крикнула 'ЯХУ'.

Но кузнец всех тормознул, ему еще было, что рассказать. Он выгнал из кузни женщин, и мы сели трапезничать, а заодно продолжали вести неспешную беседу. Из которой я узнал, что мой первый учитель рунического и словесности, был не кто иной, как мой дед.

В моей памяти, этот, тогда еще не очень пожилой, дед, оставил самые хорошие воспоминания. Он единственный учитель, который жил в нашем, с отцом, доме. Теперь я понимаю, почему он иногда делал мне поблажки и наезжал на наставников, чтобы не мучали ребенка, то есть меня. Вот почему они его слушались, и, иной раз, старались не показываться ему на глаза. Все всё знали и только я, ничего не знал и не о чем не догадывался. Да и как тут узнаешь, ведь дед не пользовался 'даром власти', хотя по рассказам того же Мамедова, он уже тогда вызывал у всех страх.

Зашел разговор и об оружии с броней для меня. Ни первого, ни второго, пока не было, никто не знал, что я перейду ковчег этой осенью. Меня ждали только весной, когда будут переправлены последние архивы с земли. Но если я пробуду в столице, - которую назвали Великоград - хотя-бы месяц, то Фома Митрич, при помощи моего отца, сделает для меня мои топоры и бронь.