Древний Восток

Однако длительные войны в Азии и Нубии приводят в эпоху XVIII династии к переменам не только в официальной идеологии. По-новому начинают относиться к своему участию в боевых походах и рядовые воины, и младшие командиры, со свидетельствами которых (автобиографическими надписями) мы знакомы. Если в эпоху Древнего царства в надписях частных гробниц походы в чужие страны оценивались исключительно с точки зрения их пользы для государства, то теперь составители надписей не стесняются говорить о личной выгоде от участия в войне — о вознаграждении за это и о захвате пленных и добычи не для царя, а непосредственно для себя.

Само вознаграждение воинов приобретает теперь характерную форму «орденов» — знаков в виде льва или мухи, изготовленных из золота и присваиваемых за подвиги. Их материальная стоимость была, конечно, немалой, однако ценились они независимо от нее и, скорее всего, становились предметом купли-продажи не чаще, чем наши современные боевые награды.

В надписи современника первых трех царей XVIII династии Яхмоса I, Аменхотепа I и Тутмоса I — «начальника гребцов» нильской флотилии Яхмоса, сына Абен, — мы встречаем следующую фразу: «Имя героя — в содеянном им, оно не исчезнет в этой стране вовеки». Египетские представления о значении увековечения имени для личного бессмертия человека позволяют понять ее чисто прагматически (герой будет жить, пока его имя помнят и произносят, в самом буквальном смысле слова); однако, помимо этого, в данных словах явно чувствуется и признание психологической ценности собственных подвигов и похвалы за них.

Еще более развернуто такой мотив представлен в автобиографии современника Аменхотепа II Аменемхеба. Этот воин перечисляет подвиги, которые он неустанно совершал на глазах у царя, получая за них пресловутые «ордена», причем самым забавным из них оказался эпизод, когда Аменемхеб поймал и заколол кобылу, выпущенную коварным князем Кадеша перед египетскими колесницами, чтобы порушить их строй. Курьезность этого подвига (не противоречащая, кстати, тому, что при его совершении Аменемхеб вполне мог как минимум получить серьезное увечье), похоже, не давала оснований для присвоения за него боевой награды. Тем не менее Аменемхеб расписывает, как он преподнес царю отрубленный им хвост вражеской кобылы и удостоился за это похвалы. Сам навык преодоления риска при помощи сноровки выступает здесь основой для собственной положительной оценки в не меньшей степени, чем практическая польза от данного свершения в сочетании с царской похвалой.

Таким образом, современники царей-завоевателей XVIII династии начинают ценить собственные свершения независимо от того, сколь значимы они были для блага государства, или, по крайней мере, перестают стесняться открыто обсуждать эту тему. С принципиальной точки зрения, это свидетельствует об обретении египтянами большей независимости от государственной структуры, чем в предшествующие эпохи.

Аменхотеп IV (Эхнатон). Египет в годы «амарнской реформы» (1365–1348 гг. до н. э.)

Преемник Аменхотепа III, его сын от брака с Тэйе, фараон Аменхотеп IV (1365–1349 гг. до н. э.) продолжил укрепление власти царя при помощи масштабных религиозно-идеологических преобразований и пополнения царского окружения выходцами из незнатного служилого чиновничества и верхушки войска. В то же время совершенно уникальную направленность реформы этого царя приобрели из-за его глубокой личной веры в божество, олицетворяющее солнечный диск, возвышение которого, как уже сказано, наметилось еще при его отце. Уже в первые годы царствования Аменхотепа IV особое значение приобретает культ Ра-Харахте, который с 1361 г. до н. э. отождествляется с богом — солнечным диском Атоном (верховным жрецом нового культа становится лично царь).

До поры до времени центром почитания нового «царского» бога остаются Фивы, где Атону возводится храм недалеко от храма Амона в Карнаке. Вообще, в начале своего царствования Аменхотеп IV, казалось бы, полностью продолжает традиционную для XVIII династии линию на поддержку этого храмового центра. Однако примерно в 1359 г. до н. э. Аменхотепу IV довелось услышать в Фивах нечто «дурное» (очевидно, о его религиозных воззрениях), и он решает покинуть город. Новая столица возводится им в Среднем Египте, близ современного селения Телль эль-Амарна, в месте, которое, как специально оговаривалось в надписях на стелах, размещенных по границам этого города, до тех пор «не принадлежало ни богу, ни богине» — т. е. за пределами территории какого-либо нома с его местными культами.