Древний Восток и Азия

Как же нам быть, оценивая это знаменитое творение – Библию? К ней следует относиться разумно и трезво, а посему и не стремитесь вычитать в ней то, чего там явно нет. Желающие увидеть в ней книгу откровений будут разочарованы. Однако человек образно-поэтического склада найдет тут массу интересных вещей. Поэтому мы никак не можем согласиться с оценкой Л. Таксиля, выпускника иезуит-ского колледжа, назвавшего ее бессмысленной (в XIX в.). В Библии немало первобытного хаоса, и все же это – книга особая. Поколения за поколением идут к ней, черпая оттуда мифы, историю, поэзию, воспитательные сюжеты. Она открыла дорогу философии. Аристотель говорил: любящий мифы в некотором смысле уже является философом. В ней оживают образы видения бытия. Недаром же в оборот многих народов вошло выражение «библейская поэзия». Известно, что Гёте в «Поэзии и правде» писал о своем стремлении еще в ребяческие годы «вдоль и поперек узнать Библию». Изучение книги привело будущего поэта к тому, что в его фантазиях возникла эта древняя страна, «ее окружение, соседи, а также народы и события, на тысячу лет вперед прославившие сей клочок земли».

Именно Библия, по его словам, позволила ему сосредоточить ум и чувства «на чем-то одном и в этом обрести успокоение». При этом формирующемуся в нем поэту нисколько не помешала представленная там «смесь басен и истории, мифологии и религии». Скорее она даже развила и обострила в нем видение художника, обострила настолько, что ему уже «захотелось обработать историю Иосифа», написав на библейской основе, в прозе, новое произведение. И хотя, по словам Розанова, в ней нет ни одной «кудрявой фразы», пусть даже былинного оттенка, ибо она – «книга былей», дело, полагаю, в ином. Библия – «книга былей и небылей…» Ну а причины, по которым Библия (Ветхий и Новый Завет) была и остается настольной книгой народов, думается, всем понятны и очевидны. Другой такой книги просто нет. Поэтому-то она – «лучшая», «книга книг», «календарь человечества, развернутый в поэму» (В. Розанов). Она – один из первых «цветков культуры». Даже резко и критически настроенные к ней ученые пишут, что хотя она и не содержит ничего, кроме эзотерических или лживых аллегорий, в то же время среди «множества песчинок всегда найдется крупица золота», иначе говоря, есть в ней и ряд правдивых деталей (Х. Ливрага).

К ней любят обращаться русские писатели, философы, историки, общественные деятели, музыканты, поэты, скульпторы, художники, ибо легко находят в ней сюжеты для своих произведений. У поэта Н. Огарева есть даже специальные строки, посвященные этой «святой книге»:

Я в старой Библии гадал,
И только жаждал и мечтал,
Чтоб вышла мне по воле рока
И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.

Известно заинтересованное отношение к Библии и «солнца» российской словесности – А. С. Пушкина. В 1820-е годы он усиленно читает Библию и Евангелие, в 1830-е годы метко говорит о Евангелии как о книге, ставшей «пословицею народов». Во всем христианском мире ее знают почти наизусть. И тем не менее новые поколения всякий раз открывают ее вновь и вновь, погружаясь «духом в ее божественное красноречие». В письме к Чаадаеву от 6 июля 1831 г. Пушкин выражает свое восхищение псалмами Давида, оговариваясь, «если только они действительно принадлежат ему». Да и многие стихотворения поэта проникнуты библейским духом. Особенно это заметно в пушкинском «Пророке»: «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился…» В 62-м псалме, что ежедневно читается в заутрене, также говорится о жажде Бога в пустыне. Герой у поэта оказывается в пустыне одиноким, как и Христос.

И. Н. Крамской. Христос в пустыне

И все же полагаю: как исторический документ Библия не вполне способна удовлетворить нашу неиссякаемую любознательность. Несмотря на перечень множества интересных, хотя и не очень ясных событий, напрасны будут усилия найти в ней какие-то бесспорные факты или подробности. Попытки восстановить по библейским данным всю хронологию эпохи, предшествующей Давиду, ни к чему не приведут. У Энгельса были известные основания заявить в этой связи: «Кто дает нам право слепо верить Библии? Только авторитет тех, кто поступал так до нас… Библия же состоит из многих отрывков многих авторов, из которых многие даже сами не претендуют на божественность. И мы обязаны, вопреки нашему разуму, верить ей только потому, что нам это говорят наши родители?» В одном из писем к другу 18-летний Энгельс, говоря о многочисленных противоречиях, которые встречаются в каждом Евангелии и Ветхом Завете, далее заключает: «И если здесь имеется какое-нибудь противоречие, то вся вера в Библию идет прахом». По его мысли, вера не имеет под собой твердой почвы, она алогична и абсолютно несовместима с разумом и с серьезной наукой. Так ли это?

Р. Ластман. Авраам на пути в Ханаан