Древности Константинополя

По сторонам, в купольных сводах и люнетах, на арках и под ними – серия мозаических изображений из Протоевангелия. Легендарное направление духовной литературы христианского Востока в VII–X веках повело к оригинальной обработке благочестивых, хотя часто апокрифических сказаний и преданий. Век Македонской династии и Комнинов, в лице замечательных женщин этой эпохи, принёс с собою особенно оживлённое почитание Богородицы, обставив окончательно обрядовую и легендарную его стороны и передав их Западу. Иконопись широко пользовалась этими сказаниями и мистическими дополнениями к Евангелию и вносила новое, богатое содержание в христианское искусство. Нартексы монастыря Спасова посвящены: первый – жизни Спасителя, второй, внутренний – жизни Марии. В первом замечательны своею чудною сохранностью несколько картин. Сцена Рождества Христова, написанная по церковной песне: «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение», – наивно передаёт во всей обстановке скромное рождение Спасителя мира, окруженного бедными пастухами, – эту заветную мысль древнего христианства, сохраненную Византией. В стороне от яслей дремлет Иосиф, пластически изображая собою и наступившую ночь, и мир на земле. Другая картина представляет путешествие в Вифлеем. Среди дороги, в глухом каменистом овраге Мария, почувствовав, что наступило ей время родить, обращается к Иосифу, прося снять её с мула. Ещё оригинальнее, но с той же основной идеей, представлена апокрифическая сцена записи Иосифа и Марии во время объявленной народной переписи. В портик богатого дворца, на курульном кресле, восседает в пурпурном облачении префект, окружённый воинами. Писец или секретарь записывает в свитке показания, отобранные от Иосифа и Марии, явившихся в сопровождении толпы народа. Их униженное положение, робость Девы, стоящей однако, впереди и отвечающей за Иосифа, вызывает сочувствие только у воина, который, преклонившись перед нею, кладёт руку себе на грудь… Пессимизм времени находил мало добрых людей на свете, и этот воин – наверное будущий сотник Лонгин, раскаявшийся в своей жестокости при распятии Христа. И много таких, наивно переданных, но освященных высокою мыслью подробностей рисует нам детство Христа, изображенное здесь в мозаиках или в иллюстрациях рукописей. Так мало мы знаем византийское искусство, когда считаем его исключительным выражением деревянной церемониальности и бессодержательной помпы! Как раз наоборот: именно в самое неблагоприятное, позднее время в этом искусстве господствует какая-то болезненная сентиментальность, и оно не довольствуется даже Евангелием, когда дело идёт об идее, его питающей и выраженной Христом в призыве нищих духом, кротких, плачущих и гонимых за правду. Лёгкий, светлый тон мозаик внешнего нартекса близок к фресковой живописи и придаёт им особый характер. Напротив, тон мозаик внутреннего нартекса – сочный и густой, с преобладанием лиловых колеров, пурпурных одежд и синего или золотого фона. Лиственные орнаменты лучшего византийского стиля окаймляют десятки сцен, в которых роскошная обстановка гармонирует с импозантностью общего впечатления. Здесь рассказана жизнь Девы, а в куполах колоссальные образа пророков, Её предвозвестивших, и мудрецов, о Ней гадавших, служат торжественной обстановкой Марии, этому прообразу Церкви, утверждённой на земле. Большие мозаические изображения Иисуса Христа с предстоящею Мариею и апостолов Петра и Павла находятся по сторонам входных дверей, над которыми перед Спасителем изображен и сам патриций Феодор Метохит, в зелёном шелковом опашне и шелковом же тюрбане. Кроме обезображенных изображений Христа и Богородицы, в главной церкви сохранилась только облицовка стен из дорогих мраморов.

Рис. 16. Мечеть Кахрие-Джами. Мозаика внутреннего притвора. Ап. Петр

Рис. 16. Мечеть Кахрие-Джами. Мозаика внутреннего притвора. Ап. Павел

Скульптурные же изображения, хотя с отбитыми ликами, сохранились и в южном пределе. Но там же все стены, своды и куполы были украшены некогда фресками, от которых остались лишь несколько больших фигур, части сцен и роспись куполов. Между тем в этих фресках столь же много любопытного и, что главное, кто видел ранние фрески джиотовской школы во Флоренции, в Ассизи, тот не может не быть поражён их сходством. Это один из крупных фактов, доказывающей связь ранней итальянской живописи с Византией.