Читаем Древо ангела полностью

– Прекрасно, но могу я кое о чем попросить? Пока вы тут, не могли бы вы, пожалуйста, постараться называть моего сына его настоящим человеческим именем? Боюсь, это его крайне убогое прозвище задевает мои чувства. Особенно если учесть, что он валлиец всего лишь наполовину.

– Конечно, простите, пожалуйста, ЭлДжей. Так его отец – валлиец, я правильно поняла?

– Да. Как вы могли бы заметить, я такая же англичанка, как и вы. Такая жалость, что Дэвид практически не знал своего отца. Видите ли, Робин, мой муж, погиб, упав с лошади, когда Дэвиду было двенадцать.

– Мне очень жаль, – прошептала Грета.

– Да, и мне тоже, дорогая, но, живя в таком поместье, как это, начинаешь быстро понимать, что смерть – такая же часть жизни, как сама жизнь.

Грета снова отхлебнула немножко джина.

– Утром вы сказали, что раньше жили в большом доме?

– Жили. Дэвид родился там. Но, когда во время войны в доме устроили госпиталь, я перебралась сюда, в привратную. И решила, что мне тут удобнее и я тут и останусь, особенно с тех пор, как… – ЭлДжей резко осеклась. – Теперь там живет старший брат мужа.

– Ясно. Дом выглядит очень красиво, – вставила Грета, чувствуя напряженность ЭлДжей.

– Полагаю, да. Но он огромный, и счета за него просто ужасны. А провести электричество стоило целое состояние. Так что со всеми десятью спальнями он отлично работал госпиталем. Как-то в нем было сразу двадцать офицеров и команда из восьми медсестер. Поработал на славу.

– Так вы помогаете управлять поместьем Марчмонт? – спросила Грета.

– Нет, теперь больше нет. А после смерти мужа я это делала. Я смотрела за всем поместьем, и могу сказать вам, что это полноценная работа. Брат Робина, Оуэн, был в Кении, но, когда началась война, вернулся и, естественно, взял эти заботы на себя. На ферме производят молоко и мясо для министерства сельского хозяйства, так что мы здесь живем на самообеспечении. Система рационов нас почти не затронула. Но работать приходилось во все руки. Я сама работала на ферме с восхода до заката. А потом, когда дом забрали под госпиталь, я работала вместе с медперсоналом. Я понимаю, что должна радоваться, что война кончилась, но мне нравилась эта активная жизнь. А теперь у меня такое чувство, что меня отставили, – со вздохом сказала она.

– Но вы же помогаете на ферме?

– В настоящее время да. Молодые люди из округи еще не все вернулись, так что управляющему фермой не хватает рабочих рук. Я помогаю с дойкой коров да ищу пропавших овец, когда нужно. Знаете, это довольно сложное дело. В наши дни земля должна окупать себя. Мясо и молоко, которое мы производим, дают доход, достаточный, чтобы содержать все поместье. Ну да хватит обо мне. Расскажите о себе.

– Да тут особо нечего рассказывать. Я работала с Таф… с Дэвидом в театре, и мы с ним подружились.

– Так вы были одной из девушек «Ветряной мельницы»?

Покраснев, Грета кивнула.

– Да, но только несколько месяцев.

– Тут нечего стесняться, дорогая. Женщины должны как-то зарабатывать на жизнь, и до тех пор, пока мир не очнется и не увидит в нас внутренний стальной стержень, каждой приходится выкручиваться, как может. Вот, например, взять меня. Типичная представительница английских женщин из высшего класса. Даже с приставкой «достопочтенная» перед фамилией. В детстве я должна была сидеть дома и учиться вышивать крестиком, хотя мои братья – у которых, как по мне, на всех не было даже одного мозга – получали образование в Итоне и Оксфорде. Один спился и сумел с годами опозорить всю семью, а другой дал застрелить себя на охоте в Африке.

– Господи, мне так жаль это слышать.

– Не о чем тут жалеть. Он это заслужил, – ворчливо сказала ЭлДжей. – А я провела последние тридцать лет в Марчмонте, работая то тем, то другим, и это было счастливейшее время моей жизни. Но, однако, кажется, мы снова вернулись ко мне. Боюсь, это одна из моих дурных привычек. А мы говорили о вас. Не хочу показаться грубой, но какие именно у вас отношения с Дэвидом? – Вытянутый нос ЭлДжей почти сморщился от любопытства.

– Мы с ним добрые друзья. И все. Правда.

– Будет ли неподобающим с моей стороны предположить, что мне кажется, будто Дэвид неравнодушен к вам? В конце концов, он не то чтобы пускает в свой коттедж всех встречных девушек без разбора.

– Как я сказала, мы с ним только друзья, – Грета почувствовала, что краснеет. – Дэвид помог мне, потому что у меня больше никого нет.

– А как же ваша семья?

– Я… Они все погибли во время Блица. – Это была ложь, но ЭлДжей не могла этого знать.

– Ясно. Бедняжка. А ребенок?

– Его отец – американский офицер. Я думала, он любит меня, и…

ЭлДжей кивнула.

– Ну да, такое случалось во все века, и, я уверена, будет продолжаться веками. И далеко не всем так везло, как вам, дорогая. По крайней мере, у вас, благодаря моему сыну, есть крыша над головой.

– И я всегда буду за это признательна, – сказала Грета, внезапно ощутившая себя потрясенной и на грани слез.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее