Древо исчезающих времен

Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный на воле орел молодой…

А вот свои стихи не складывались, поэт внутри Ивора как бы тоже был завернут в пленку и закапсулирован, да еще к тому же лишен языка.

Помещение, в котором лежал молодой человек, представляло собой нечто вроде погреба, расположенного под домом Полуянова на глубине около десяти метров. Стены его были толстые и прочные, сплошь обитые металлическим листом. Сквозь них не долетали не только звуки, но и не просачивались излучения, поэтому тишина в погребе стояла как в склепе – глубокая и мертвая.

Ивор попытался войти в состояние ясновидения, но чуть не потерял сознание от слабости и боли в голове, испугался и перестал насиловать организм. Он окончательно понял, что находится в идеальной тюрьме, выбраться из которой будет очень и очень трудно, если вообще возможно. Федор Полуянов был готов к их появлению и воспользовался для захвата «хронодесантников» услугами какого-то жидкокристаллического существа, материал которого мгновенно растекался пленкой по телу человека и превращался в своего рода смирительную рубашку, в плотный кокон, не поддающийся мускульному усилию. Возможно, это в самом деле была особь Палача, одна из его бесчисленных «клеток», обладавшая интеллектом и способная к самостоятельным действиям. Теперь пленка этой особи контролировала пленников и пыталась воздействовать на их сознание с помощью пси-излучения. К счастью, ее возможностей не хватало для полного контроля над сознанием Ивора, иначе он не смог бы оценить действительное положение вещей и пытаться освободиться.

«Позвать Мимо? – пришла робкая мысль. – Вдруг бровей согласится помочь?..» Вторая мысль была трезвей: «Стыдно, оператор! Можно было предусмотреть развитие событий и избежать ловушки. Если уж залез в это дерьмо по уши, изволь выбираться сам…»

Ивор снова попытался настроиться на поле Сил и снова получил оглушительный удар пси-отдачи, погружаясь в темень обморока. Стало так плохо, что захотелось плакать.

«К черту! – сказал кто-то внутри него. – Лежи тихо, не напрягайся, не дергайся, все идет нормально. Придет Федор, освободит и все объяснит, и ты получишь долгожданную свободу. А что может быть лучше свободы? Только власть! Ты ее получишь! Так зачем сопротивляться, мучить себя и других, испытывать боль и страх? Кому от этого легче? Никому. Вот и лежи, жди, думай. Не так уж и страшен этот Палач, если вдуматься…»

Ивор встрепенулся, зацепившись за слово «Палач». Почти убаюканный мягким воркующим голоском второго «я», точнее, сорок второго, труса и предателя, он чуть было не пропустил смысл последней фразы и, лишь уловив знакомое слово, понял, что его все еще пытаются запрограммировать, подчинить, лишить воли к сопротивлению, превратить в послушного раба. Хотел крикнуть: «Прекратите! Я не буду подчиняться вашему Палачу!» – и почувствовал страшную усталость и безразличие. «Все суета, – всплыла в голове меланхолическая мысль. – И возвратится прах в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, который дал его…[45] Так к чему сопротивляться?..»

Внезапно что-то изменилось вокруг.

Ивор прислушался к себе, сосредоточился на зрении, сбросил оцепенение, глаза его прояснились, и он увидел стоящего над ним человека. В синем свете индикатора его лицо трудно было разглядеть, но Ивор вдруг понял, что это бровей Мимо.

– Привет… – с трудом прохрипел молодой человек.

Бровей не ответил, в задумчивости разглядывая помещение и лежащих людей, укутанных в блестящие «саваны».

– Зачем пришел? – не дождался ответа Ивор. – Я тебя не звал…

Бровей переступил его, как бревно, скрылся из поля зрения, потом вернулся, присел на корточки.

– Кажется, я напрасно понадеялся на вас, оператор. Положение ваше почти безнадежно.

– Так помоги, если уж пришел…

– Не имею права, – пожал плечами бродяга по Ветвям. – Я только зритель. Я вне Игры.

– Тогда проваливай ко всем чертям! Когда-нибудь я доберусь до тебя и выясню, кто ты есть на самом деле!

– Едва ли это вам удастся, оператор. Я так близок к пределу насыщения созерцанием и миром вообще, что никого и ничего не боюсь. Но все-таки я очень удивлюсь, если вам удастся выбраться отсюда. Прощайте. – Бровей выпрямился, махнул рукой и исчез.

Ивор выругался.

Сами собой вдруг сложились строки:

Но если все-таки навечно
Уходят в черную дыру
Тысячелетние миры
И наши крохотные судьбы,
То даже боги нам не судьи,
Раз остаются вне игры!..

Последние две строчки Ивор проговорил вслух. И почувствовал такую обиду и злость на самого себя, что почти без усилий вышел в состояние надсознания.

«Наконец-то! – проворчал внутри него знакомый голос. – Я уж думал, ты совсем слабак и не вылезешь из костяного мешка под названием тело».

«Это… ты?» – спросил Ивор на всякий случай, понимая одновременно, что разговаривает сам с собой, с одним из своих «я» под названием Шэн И – жизненная воля.