Стоя на одном колене у нижней полки, она выпрямилась, но взгляд на него не подняла.
— Нет, ничего, ничего.
То, что она лукавит, было слишком очевидно. За обедом — она согласилась остаться и слегка перекусить, но исключительно, чтобы сэкономить время, — он попытался развеять мрак.
— Вы ничего не едите. Позвольте предложить вам салат?
— Нет, спасибо.
— Тогда еще кусочек заливного.
— Ничего не надо, прошу вас. У меня сегодня нет аппетита.
— Раз так, если вы больше ничего не хотите, давайте отдохнем на террасе. Солнце там хорошо припекает.
День выдался очень теплый, Вильгельм успел расчистить снег и выставить садовые стулья. Они уселись лицом к великолепной альпийской панораме.
— У вас здесь самый чудесный вид Швейцарии, — прошептала она. — Сможете любоваться им по крайней мере еще несколько дней.
Последовало молчание. Думая умилостивить ее, быть может, даже успокоить, он сказал:
— Надеюсь, вы понимаете, Фрида, что я всегда буду питать к вам высочайшее уважение.
— Вот как?
— Всегда. Кроме того, Фрида, я не принимаю вашу помощь как должное. Мне бы хотелось, чтобы вы выбрали из моей коллекции что-нибудь в качестве сувенира.
— Вы очень щедры, мой друг, но я не люблю сувениры. Они всегда навевают грусть.
— Но я настаиваю.
— Что ж, если мне предназначено грустить, то так тому и быть. Отдайте мне маленькое фото, что стоит справа на вашем письменном столе.
— Вы имеете в виду тот снимок, где мы с вами на горе Ризенберг?
— Точно так. Вот его я возьму на память.
— Моя дорогая Фрида, — улыбнулся он с упреком, — можно подумать, вы зачитываете некролог.
Она смерила его долгим грустным взглядом.
— Чему ж тут удивляться? — Она больше не сдерживалась: — Бог мой, как вы меня огорчаете. Не хотела я вам это показывать, но вы вскоре все равно узнаете.
Фрида открыла сумочку, вынула газетную вырезку и передала ему. Он увидел, что это статья из «Дейли эко» — газеты, которую она обычно не читала. Заголовок гласил: «Резня в Конго — пятьсот погибших». Он быстро пробежал глазами сообщение: «
— Вот теперь вы знаете, куда едете, — сказала она.
Он поднял на нее взгляд и увидел, что она, по-прежнему не отрываясь, смотрит на него. Он ничуть не расстроился, только больше утвердился в своем решении.
— Фрида, — холодно произнес он, — я прекрасно сознаю, что последние два дня вы пытаетесь отговорить меня от поездки — несомненно, из лучших побуждений. Но мне кажется, вы не совсем понимаете, как глубока моя любовь. Я в курсе, насколько тяжелы там условия. Но я все равно поеду. Я бы поехал за Кэти на край земли.
Она сжала губы и вздохнула:
— Да, мой друг. Всегда так случается, когда пожилой мужчина одержим юной девой. И финал всегда трагичен. Я хорошо помню великий немецкий фильм «Голубой ангел».[78]
Он покраснел от возмущения.
— Даже сравнивать нельзя. У меня совсем другие обстоятельства.
— Действительно, — согласилась она потухшим голосом, — старый профессор отправился всего лишь в цирк. А вы уезжаете… — Она отвернулась, прикрыв лицо рукой. — Да, я чувствую всем сердцем… вы уезжаете… — И опять она не смогла договорить, едва слышно пролепетав: — Туда, где вас ждет гораздо худшая судьба.
Он собрался дать ей резкую отповедь, но из уважения к ее страданию сдержался. Она всегда умела скрывать свои чувства, никогда не прибегала к слезам, но сейчас она была явно расстроена. Выпрямившись на стуле, он уставился вдаль на снежные вершины. Оба умолкли надолго. Наконец, по-прежнему не поворачивая головы, она поднялась.
— Мой друг, сегодня я больше ничего не могу для вас сделать. Приду завтра.
— Очень жаль, — проворчал он, раздосадованный ее неожиданным уходом. — Неужели вам обязательно идти?
— Да, до завтра. Если я хочу увидеться с мадам Шуц и нашими друзьями, то для начала я должна привести себя в порядок.
Он больше не возражал, проводил ее до машины, подождал, пока «дофин» не перестал тарахтеть. После этого он закрыл ворота и захромал обратно в дом. Перечитал заново газетную вырезку, слово за словом, потом решительно порвал ее в клочки.