Древо Мира Грез. Книга 2

И среди них был бледный мальчик. Его глаза пылали красным огнем, он смотрел на меня – смотрел задумчиво, с недетской мрачностью и в то же время иронией. Древний. Бог.

Воплощение человеческой жестокости, чистая тьма. Мне приходилось слышать о древних богах, но сейчас я видела картины прошлого, будто сама их пережила. Я вспомнила последний вздох Целителя, улицы, покрытые огнем, гигантские волны, стирающие города, кровь, кровь, кровь… это были не мои воспоминания – это были воспоминания мира. Но от них меня бросило в холод, я отшатнулась: первобытный страх заставлял меня отступать от Врат и неотрывно смотреть в глаза Древнего.

- Целитель… пожалуйста, помоги мне. Помоги мне, прошу тебя! – Я закрыла лицо ладонями, слезы отчаяния жгли глаза. Меня трясло от ужаса, от того, что все это из-за меня, от беспомощности! Целитель отдал свою жизнь, чтобы остановить это. А что могу я? Даже отдав жизнь миру, я не смогу закрыть Врата.

«Отдай ему свой дар. Отдай жизнь Аглосу! Скорее, пока я удерживаю Врата!»

Я опустила руки; голос раздавался будто в моей голове, звучал так ясно, так четко. Неужели Целитель услышал? Я боялась поверить, и то, что он говорил… быть может, я давно смирилась, но что если это не Целитель, а одно из тех созданий? Если они могут управлять Аглосом, то мной и подавно…

«Этим ты лишишь его силы! Если он станет одним из Надзирателей, то откроет собственную тюрьму, место темных Надзирателей – по ту сторону Врат. Нет времени, доверься мне!»

…и вдруг если я подарю Аглосу собственную силу, помогу этим открыть Врата? Вдруг только этого и не хватает, чтобы…

«Верь мне!»

И я поверила. Надежда вернуться еще таилась где-то глубоко в моем сердце, и мне было так страшно отказываться от нее. Но если Древний прорвется в наш мир, мне просто некуда будет возвращаться. И тогда все, что я пережила, окажется бессмысленным.

- Прости, Линд. Кажется, я не вернусь… - Я помолчала и подняла руки. Каким-то образом я знала нужные слова, будто их нашептывал чей-то тихий голос. Это был чужой язык, незнакомый, древний, но я понимала его, как свой собственный. – Я, Веара Лейти, приношу себя в дар Аглосу Таури, Смотрящему этого мира! Я дарю ему силу духа, власть над миром грез! Я дарю ему жизнь и собственный дар! Я вверяю себя… - у меня перехватило горло, но я заставила себя вытолкнуть последние слова, - вечности и покоряюсь неизбежности. Да услышат звезды мои слова, да откроются врата к небу!

Мир грез содрогнулся. Каждое мое слово откликалось в нем эхом, подавляя и стирая слова Аглоса. Будто сражались две силы, два мира, тьма и свет. Я чувствовала себя обессиленной, эти слова вытягивали из меня жизнь, - однако я знала, на что иду. Опустившись на траву, я выдохнула:

- Моя жизнь в обмен на жизнь мира. Тьма к тьме, свет к свету. Аштари.

Ветер утих; Аглос рухнул на колени. Черный свет потянулся обратно к вратам, раздирая душу Аглоса на рваные полоски тумана: не убивая, но увлекая за собой. Закричав, новоиспеченный Надзиратель зацарапал ногтями землю, пытаясь удержаться по эту сторону врат, но его неудержимо влекло к теням.

Как и говорил Целитель… добровольно подаренная мной жизнь сыграла злую шутку с Аглосом… Он стал Надзирателем, как мечтал, – но его душа темна, и открытые им же Врата притянули подобное к подобному. Зло к злу, тьму к тьме… боюсь, это хуже, чем смерть.

Врата остались открытыми, - я могла лишь надеяться, что кто-то в будущем запечатает их вновь, - но тот чужой, враждебный мир не мог вырваться, ведь единственная лазейка для древнего бога, - Аглос, - отныне заточен в царстве теней. Я выполнила свой долг. Принесла свою жертву. Руки опустились, я пошатнулась… я слишком устала, чтобы сражаться с неизбежным. Я слишком… устала...

Я исчезала медленно, теряла свое я, теряла оболочку. Моя связь с миром истончалась, рвалась, как тоненькая ниточка, - пути назад теперь не было. Я должна уйти.

Жаль, я не увидела еще раз Линда – я так надеялась.

Все растворилось. Исчезло. Тьма… темно… как холодно…

Глава 32. Дар Арьяши

В зеркалах отражались тысячи моих копий, но все они жили своей жизнью. Я сидела на холодном полу и наблюдала, как рушится выстроенный Аглосом мир. Краски картины стирались, стекали по стенам черной слизью, зеркала мерцали в туманном свете, пробивающемся сквозь истончающуюся границу снов.

Мир грез врывался яркими красками лета в унылое, серое полотно. Голубая бабочка села на мою руку и хлопнула крыльями.

- Прощай, Лина. Будь свободна, - тихо прошептала я. Бабочка вспорхнула и растворилась в солнечном свете.