Древо света

И это «виденье» во вполне реалистическом романе естественно и знаменательно. Потому что беда Статкуса и заключается в том, что в сложных переплетениях времени и судеб народа он не сумел «встретиться с собой» — найти свое, личное, неоспоримое задание в большой общей судьбе. «Неуменье» встретиться с собой не приносит добра и всем его близким. Не став собой, он лишен воли — подлинной целеустремленности, подлинной силы. Он, в сущности, искалечил судьбу жены — Елены, милого, поверившего в его силу Олененка, и не помог дочери — «свету очей своих» — преодолеть те подросточьи трудности, которые не лечат дидактикой: «А вот мы в наше время»…

Статкус не совершил ни одного злого дела, но не довел до конца ни одного дела доброго и полезного.

И женился не по любви, а в надежде пожить на счет чужой любви к себе; и ребенка, обожающего «всесильного отца», обманул, «мотаясь по объектам» и проводя приятные «уик-энды» на стороне. И Елена-Олененок превращалась в обслуживающую супруга «мамочку», а Неринга, дочь, потолклась около науки, около искусства, попыталась неудачно покончить с собой, спуталась с «фирменным парнем» и превратилась в преждевременно увядшую, безразличную ко всему двадцатисемилетнюю женщину. Нет, прошлое, «корни» Статкуса — горькие: он сын батрачки, изнасилованной хозяином и выгнанной со двора, как собачонка. Отчим принял «байстрюка» пусть не слишком охотно, но по-человечески. Статкус заработал пулю в грудь от «лесных» бандитов. Но сопротивление среде в нем не вырастает до «действия», и вот почему внешне благополучная семья его не была счастливой, и внешне полезная деятельность не стала делом его жизни, определяющим «встречу с собой». Вот почему он и не смог выполнить просьбу маленькой дочки — «папа, нарисуй мне свет». Он нарисовал ей солнце, но она на это не согласилась. «Свет» — это, очевидно, нечто другое. И не только на рисунке — но и в жизни, и в человеческой судьбе. Обстоятельства недооценивать не следует. И существенно все — и унижения, перенесенные Статкусом в детстве, и то, что он «примак» — безродный сын нищей матери, женившийся на дочери владельца аптеки, «интеллигента». Правда, аптека была изъята Советской властью из частного владения, правда, в «интеллигенте» все время проступала черта неудачливого крестьянина, делая и его человеком «без судьбы». И эта «полубеспочвенность» клеймом легла на судьбы его дочерей — Елены, которая, в сущности, не осуществила того, что в ней было заложено, и Дануте, бессмысленно растратившей свою красоту и женственность и покончившей с собой.

Все они, о ком идет здесь речь, не нашли себя, не встретились с собой, не поняли, где, в чем скрыт тот свет, нарисовать который просила отца маленькая девочка Неринга.

С другой супружеской парой, с ее детьми, родителями, окружением — с Балюлисами, Лауринасом и Петронеле, читатель знакомится, так сказать, «с конца»: обоим супругам уже за восемьдесят. Нет, эти два труженика, крепко спаянные трудом, верностью, общей судьбой, отнюдь не похожи на умиротворенных и застывших в своем бессмертном величии Филемона и Бавкиду. Огромная, грузная Петронеле еле ковыляет, опираясь на две палки, и раздутое лицо се — как хороший кус сыра. От постоянной работы одно плечо малорослого «Филемона» — Лауринаса поднялось так высоко, что он кажется горбуном. И пребывают старики в состоянии непрерывной пикировки, подначивания. И надо обладать большим художественным и человеческим чутьем, чтобы дать читателю почувствовать, какой свет скрывается под той грубой корой, которой обросли два старых труженика…

Нет, никакого противопоставления «города» и «деревни», «почвы» и «асфальта» в романе Слуцкиса не существует. Но в нем живет противопоставление «света» подлинного и поддельного, красоты истинной и «массово-культурной».

Лауринас — как и Статкус — примак, да еще и из чужих мест, от самой латвийской границы. И отношения его с тещей, матерью Петронеле, складывались отнюдь не легко. Тем более (и это опять с доброй и умной усмешкой сумел показать автор) что юный Лауринас был рыцарем, романтиком, фантазером, украшателем земли, что он все время стремился «воспарить» над ежедневными заботами быта, сделать в жизни и для жизни нечто особое, необыкновенное. Именно для жизни, для «света» — и отсюда растет пронизывающая всю книгу труженическая ненависть к «железу», тому, которое не косит траву, не пашет землю, не колет дрова, а убивает людей, ненависть к винтовке, к войне за чужое дело, к «лесным» бандитам, к таким, как барин Стунджюс, которого Лауринас обгонял на деревенских скачках, потому что покупные «заграничные» кони барина не могли сравняться в резвости с его, Лауринаса, «конем-полукровкой», Жайбасом-Молнией.

И в час победы на скачках совершит он грех, который за десятилетия не простит ему Петронеле. Он вскинет на седло Маков цвет, чьи глаза улыбнутся ему под опущенной со шляпки вуалькой.