Люк что-то пробормотал, перекатился на живот и зарылся с головой в подушки. Лучи солнца пробивались сквозь жалюзи, тусклыми полосами освещая комнату.
— Эй, ты слышишь? Пора вставать! — настаивал будильник уже не таким дружелюбным голосом.
— Ох! Хорошо, — пробурчал Люк.
Он недовольно сел на край кровати. Свет постепенно становился ярче. Он потер опухшие со сна глаза, встал и одну за другой надел тапочки.
— Давай, вперед! — хором промурлыкали шлепанцы.
Люк, приглаживая волосы, дал довести себя до кухни.
— Доброе утро! — бодро сказала дверь, широко открываясь перед ним.
— Доброе утро, счастливы видеть тебя! — подхватила в один голос кухонная утварь на полках.
Подумать только, раньше ему нравилась такая предупредительность…
— Большая чашка кофе с отлично взбитыми сливками, с тостами и мармеладом придаст тебе сил! — сказал стул, услужливо подвигаясь.
Люка все больше раздражали эти разговорчивые предметы. Мода на них начинала ему надое- дать. Конечно, его квартира содержалась в образцовом порядке, батарея пылесосов, метелочек для пыли и прочих автоматических веников яростно доводила до блеска все от пола до потолка. Конечно, стиральная машина в союзе с корзиной для грязного белья в назначенный час изрыгала килограммы чистой, ароматизированной одежды, которую паровой утюг накрахмаливал десять раз подряд, насвистывая Девятую симфонию Бетховена.
Микрофоны и голосовые синтезаторы были установлены абсолютно повсюду. Очеловеченные предметы быта должны были делать жизнь приятнее, потому что, как было замечено, люди все чаще живут в одиночестве. Но это уже слишком! Самые ничтожные вещи норовили проявить инициативу. Рубашки сами застегивались. Галстуки сами, словно змеи, охватывали вашу шею. Телевидение и музыкальный центр ссорились, решая, кто из них будет развлекать хозяина.
Иногда Люк даже жалел о старых добрых молчаливых вещах. О приборах с кнопкой "вкл/выкл". Теперь их можно было найти только у антикваров: пружинные будильники, звонившие маленьким металлическим колокольчиком, скрипучие двери, неподвижные и безопасные домашние тапочки. Короче говоря, предметы, не делавшие вид, что они живые.
— Люка вернул к действительности шорох колесиков сковородки. Движением ручки на шарнирах она схватила яйцо, разбила его и бросила в масло. Затем горячий кофе налился в чашку. А вот и чудесный кофе по-колумбийски! — объявила дымящаяся чашка и затянула мелодию на чилийской флейте.
— Кому глазунью? — спросила тарелка.
— Люку! — ответили вилка и нож, занимая места рядом с ней.
Салфетка обвилась вокруг его шеи. Люк поморщился: если так и дальше будет продолжаться, в один прекрасный день эта чертова салфетка его задушит. От злости он насажал на нее пятен. Салфетка не очень обиделась. Стиральная машина из утла посмотрела на измазанный желтком квадратик материи с вожделением.
— Вкусно? — спросила гордая собой кофеварка. Ответа не было. Почувствовав, что у Люка нет
никакого желания получить еще одну чашку, она запыхтела клубами пара.
— Вам не понравился завтрак? — спросила соковыжималка тоном встревоженного дворецкого.
Люк вскочил, лицо его побагровело. Было смешно и глупо сердиться на кухонную утварь, но он больше не мог терпеть. Сегодня вещи довели его до истерики.
— Не-лезь-те-ко-мне! Повисла тяжкая пауза.
— Хорошо, ребята, оставим его в покое. Люкне любит, когда ему мешают во время еды, — сказал тостер, намазывая кусок хлеба толстым слоем соленого масла и мармелада.
Но тут завопило радио:
— А теперь утренние новости, и прежде всего — сводка погоды! — Заткнись! — крикнул Люк, испепелив взглядом радиоприемник, тот сейчас же смолк.
Эстафету перехватил телевизор:
— Здравствуйте всем. Вы, наверное, вовсю завтракаете, и я вам желаю действительно… — затараторил ведущий с сияющей улыбкой.
Люк выдернул шнур из розетки. К счастью, радио и телевизор не были сверхсовременными, и их можно еще было выключить руками. Вещи нового поколения были снабжены вечными батарейками, запаянными в металл, и вынуть их было совершенно невозможно.
Люк громко жевал, наслаждаясь тишиной, наступившей стараниями тостера.
— Спасибо, тостер, — сказал он, уходя в комнату.
— Не за что, Люк. Я знаю, что такое трудное утро.
Люк не обратил ни малейшего внимания на эти слова. Фразы, произносимые вещами, были заложены в базы данных запоминающих устройств. Компьютерная система позволяла вещам поддерживать разговор, имитируя диалоги людей. Сначала их реплики были совсем простыми, например: "Да, нет, спасибо, пожалуйста", но программа постепенно усложнялась. Теперь предметы умели говорить: "Завтра будет новый день", "Не огорчайся, все уладится", "Успокойся, не стоит нервничать из-за таких мелочей", "Погода вроде бы улучшается" и другие, подобные этим, нейтральные фразы, способные поддержать расстроенного человека. "Все более общи- тельные, все более человечные" — таков был девиз изготовителей разговаривающих устройств.
— Мне надоели эти говорящие вещи, — пробормотал Люк сквозь зубы.
— Звонят! — сказал видеофон одновременно с ним. И так как не получил ответа от Люка, то заорал во всю мощь: — Кто-то пришел! Звонят!