Древо жизни

Южный городок утопал в зелени фруктовых садов. Стоял самый жаркий летний месяц. Летом городок просыпался рано. К часам шести утра улицы наполнялись спешащими на работу людьми. Впрочем, спешащими – это громко сказано. Жители города спешить не любили. Они двигались медленно, степенно, часто останавливались, чтобы перекинуться несколькими словами с приятелями и знакомыми. Городок был небольшой, и кроме двух маленьких заводиков местной промышленности и фабрики по переработке овощей и фруктов – гиганта местной индустрии, других предприятий не было. Если не считать четырех кинотеатров, двадцати парикмахерских и множества различных контор: нотариальных, заготовительных, похоронных, управленческих… Некоторые конторы носили гордое название филиалов более крупных заведений. Служащие последних составляли элиту и смотрели на остальную мелкую чиновничью братию свысока, с оттенком покровительства и снисхождения. Отличительной чертой элиты были «дипломаты», в то время как остальные носили с собой на службу порыжевшие от времени портфели, с ручками, обмотанными цветной изолентой.

Центр городка, где расположились кинотеатры, магазины и присутственные места, был заасфальтирован. Трех– и четырехэтажные дома центра замыкали большим четырехугольником площадь, в центре коей находился шедевр местного зодчества – большой фонтан, по краям которого в выжидательной позе сидели шесть лягушек, а в центре стояла женская фигура с длинной жердью, еще два года назад заканчивающейся лопастью весла. Фонтан из-за недостатка воды включали только по большим праздникам и по случаю приезда областного начальства. В эти дни из пасти четырех лягушек текла вода. Остальные не участвовали в празднестве и грустно сидели, обиженно глядя прямо перед собой выпуклыми, сделанными из зеленого бутылочного стекла глазами.

Летом, к полудню, когда жара становилась невыносимой, жизнь в городке замирала часа на три. Все прятались по домам. Город погружался в сон. Вот и сейчас все улицы были пустынны. Разве что выбежит из подворотни дворняга по своим неотложным делам, но и то старается сразу же перебежать на теневую сторону улицы, прячась от лучей немилосердно палящего солнца.

Поэтому одинокий прохожий, завернув случайно по каким-либо делам на улицу Оптимистов, остановился бы пораженный, увидев большую толпу людей, собравшихся возле сине-желтого высокого забора, за которым среди деревьев виднелась красная черепичная крыша большого двухэтажного особняка.

Два милиционера с широкими пятнами пота на защитного цвета рубашках сдерживали сгоравшую от любопытства толпу. Тут же стояли три милицейские машины с областными номерами.

– Граждане, разойдитесь! Ну ничего интересного, обычный обыск, – увещали служители правопорядка любопытных, старающихся заглянуть во двор.

– Копают, – шепотом, способным разбудить спящего алкоголика, поделился прорвавшийся вперед наблюдатель, но тут же был отброшен в толпу дюжим сержантом. Толпа заволновалась.

– Что нашли? – хватая то одного, то другого за руку, допытывалась бойкая старушка в синем платье с белым горошком.

– Труп! – мрачно сообщил коротко подстриженный дядька в белой сетчатой тенниске, сквозь которую, как трава сквозь асфальт, пробивались рыжеватые волосы.

– Чего болтаешь зря! – осадил его пожилой мужчина со значком на лацкане пиджака, и доверительно пояснил: – Золото ищут!

– Нашли? – заволновалась старушка.

– Пока ищут, бабуся! Иди проси, чтобы тебе на зубы полфунта дали!

– Наш! – гордо сказал толстяк, привлекая к себе всеобщее внимание, облизывая стаканчик мороженого.

– Известно, ваш! Чей же еще? Вы там все на фабрике ворюги! Ишь, зажрался, небось на ворованном масле и сахаре. Взялись за вас! – со злорадством в голосе заговорил пожилой мужчина со значком. – Давно до вас добраться надо было бы! Дома, видишь ли, себе какие отгрохали. Честному трудящемуся человеку такой за всю жизнь не заработать. Верно я говорю? – обратился он к собравшимся. Толпа одобрительно загудела.

– Ты что? Видел? Видел? – стал наступать на него животом толстяк. – Тоже мне, ночной сторож… А еще значок нацепил! Ботинки лучше почисти, голь несчастная!

Пожилой схватил толстяка за плечо.

– Гражданин милиционер! – закричал он громко. – Возьмите этого. Соучастник!

– Граждане, успокойтесь, – снова стал уговаривать сержант. – Кого надо – заберем сами, не допускайте самоуправства.

Толстяк рванулся и, освободившись от пожилого, быстро зашагал прочь.

– Ага, испугался! – торжествовал пожилой. – Погоди уже! Всех вас, ворюг, пересажаем!

– Ведут! Ведут! – заволновалась толпа, еще больше напирая на милиционеров. Сержант вытащил свисток и пронзительно засвистел. Толпа сразу же отхлынула, освобождая проход. Вышли двое милицейских, ведя с собой дородного мужчину – директора овощефруктоперерабатывающей фабрики. Они посадили его в машину, которая сразу же тронулась с места. Затем из ворот вышли еще шестеро. Четыре милиционера несли чемоданы, каждый из которых был перевязан веревкой и опечатан, и двое понятых. Милиционеры сели в машины и уехали. Понятых же – соседей арестованного – поглотила толпа.