– Госпожа, – испуганным шепотом проговорил он, – приготовьтесь. Сейчас к вам придет хозяин, – Он поклонился и, не говоря больше ни слова, пятясь, исчез в полумраке коридора.
Испытывая тревогу, Мария подошла к зеркалу и стала поправлять прическу. Заплакал малыш. То ли страх матери передался и ему, то ли пришло время кормления. Она взяла его из кроватки и стала кормить. Малыш зачмокал и успокоился. Утолив первый голод, он откинул головку, посмотрел на мать и загудел своим беззубым, перепачканным молоком ртом.
Дверь отворилась, и вошел Генрих. Мария встала и склонилась в поклоне.
Генрих некоторое время молчал, рассматривая мать и малыша. Потом сделал знак, чтобы она села.
– Как назвали? – спросил он, глядя на ребенка.
– Генрихом, – ответила Мария. Это была ложь. Ребенка хотели назвать Александром, но инстинкт матери сработал мгновенно. Сейчас она не думала о погибшем отце. Страх за сына, судьба которого в руках этого человека, жестокого, как она знала, заслонил все. Сердце ее бешено колотилось.
Генрих был явно удивлен.
– Вот как? Не думал, что мой братец… – он не договорил, спохватившись, что может сказать лишнее.
Сытый малыш был настроен весело. Он бил ручками по груди матери, затем повернул лицо к незнакомому человеку и, вместо того чтобы заплакать, вдруг улыбнулся.
Генрих протянул руки и взял малыша. Мария замерла, но тот вел себя спокойно, доверчиво смотря в лицо взявшего его на руки человека. Это явно понравилось Генриху, и он даже улыбнулся.
– Да! – решительно произнес он. – Наша кровь. Кровь Заманских.
Он взглянул на Марию, как бы спрашивая ее разрешения, и положил малыша в кроватку. Затем задумчиво заходил по комнате из угла в угол. Он о чем-то размышлял, хотя, видимо, решение уже было принято, обдумывались детали. Затем подошел вплотную к Марин и пристально стал ее рассматривать. Удовлетворившись осмотром, он еще раз прошелся по комнате и остановился, внимательно смотря на женщину.
– Я, к сожалению, не имею детей, – произнес он наконец. – И, вероятно, уже никогда иметь их не буду. – Он замолчал, как бы ожидая, что на это ответит Мария, но та не могла произнести от волнения ни слова. Видя, что она молчит, Генрих продолжал: – Я решил усыновить ребенка моего брата. Хотя у нас разные матери, но отец один, и я не хочу, чтобы наш славный род, сделавший так много для государства, вымер. После моей смерти он, Генрих Второй, наследует все мое имущество и власть, которую я имею. Я сам его воспитаю. Пусть он рожден был моим братом, но по духу он будет моим сыном.
Решив, что он все сказал, Генрих выжидательно посмотрел на Марию и протянул ей руку. Мария опустилась на колени и поцеловала ее.
– Сколько тебе лет? – осведомился новый хозяин, взяв ее за подбородок. Ее лицо было на уровне его живота. Мария почувствовала, как от него исходит густой неприятный запах.
– Зимою исполнится восемнадцать, – прошептала она.
– Ну хорошо! – он еще раз бросил взгляд на детскую кроватку и вышел.
Есть теперь Марию звали наверх. За столом они сидели втроем. Ирина по-прежнему не обращала внимания на свою бывшую подругу. Генрих же, напротив, все чаще и чаще бросал на нее взгляды. Обычно за столом не велось разговоров. Ели молча. Прислуживали три лакея в белых смокингах и таких же белых перчатках. Голые черепа их были прикрыты завитыми париками. При Александре было все иначе. За столом велся оживленный разговор. Обслуживали себя сами, без лакеев. Да и стол был иной. Теперь утром они ели овсянку. В обед обычно подавался жидкий бульон с сухариками, а на ужин – неизменный творог. Генрих всякий раз подчеркивал свой спартанский образ жизни.
– Умеренность в еде, – поучал он, – основа здоровья и нравственности.
Еде предшествовала молитва.
Мария испытывала постоянное чувство голода. Она стала после этих трапез забегать на кухню, где кухарка давала ей еще порцию оставшегося супа. Все это делалось в тайне. Так как, не дай бог, если бы об этом узнал хозяин, для них бы это плохо кончилось. Мария чувствовала, что, если она не будет есть больше, у нее пропадет молоко. За столом она украдкой наблюдала за Ириной. Та вяло ковыряла ложкой в твороге. Несмотря на скудость еды, она явно не чувствовала голода и не спала с тела. Секрет скоро раскрылся. Один раз она столкнулась с Ириной незадолго до ужина в коридоре лицом к лицу и почувствовала запах ветчины. Та поняла, что ее секрет раскрыт, и решила себя обезопасить, приобщить подругу к своему "преступлению". Она поманила ее за собой в свою комнату. Закрыв дверь, вытащила из тумбочки сверток.
– Хочешь? – спросила она, отрезая толстый ломоть ветчины.
– Откуда это?
– Много будешь знать…
Мария съела ветчину и с благодарностью посмотрела на Ирину.
– Спасибо!
Ирина зло фыркнула:
– Ладно! Поела, уходи!
Мария пошла, но у самой двери обернулась.
– Послушай, почему ты меня ненавидишь? Ведь мы же были подругами.
Ирина подскочила к двери. Захлопнула ее и, обернувшись к Марии, горячо заговорила: