Теперь Бэксон не уговаривал, а командовал, не забывая и о "проповедях". "В партии должна быть железная дисциплина, – вещал он. – Мы ставим перед собой великую цель. Пойми, что все другие вопросы жизни пасуют перед проблемой выживания человека как вида. Можно исправить ошибки, допущенные в социальной структуре общества, иногда даже сознательно пойти на ухудшение этой структуры, но если будет повреждена биологическая основа, то уже ничто не поможет".
Лацис слушал и соглашался.
– Вид Гомо Сапиенс, – излагал свою теорию Бэксон, – эволюционирует так же, как и другие виды. Ведь откуда берется многообразие видов, как не вследствие их эволюции и разделения исходного вида на параллельные ветви? Некоторые из них более прогрессивны, другие консервативны, третьи – регрессируют. Человек произошел от обезьяны, но не остановился в своем развитии, а продолжает развиваться, и в процессе этого развития образуются побочные линии его эволюции. Это незаметно в течение одного-двух и даже многих поколений, но количественные накопления постепенно приводят к качественному скачку, который может на определенном этапе эволюции проявляться более заметно. Мы и живем сейчас во времена качественного скачка. Род человеческий уже не един биологически. Он расслоился. Мы это первые заметили и хотим помочь эволюции, ускорить ее и, главное, сделать так, чтобы ростки нового, более прогрессивного, не затерялись в общем болоте регрессии человека. Ты же сам знаешь, что на каждую полезную мутацию приходится сто тысяч вредных, и если бы не отбор, прогрессивные ветви быстро бы засохли, заглушенные вредными мутациями.
– В человеческом обществе, – продолжал он, – естественный отбор подавлен как социальностью общества, которая мешает слабому погибнуть и дает ему возможность вносить загрязнение в общий генофонд, так и успехами медицины. Тут мы видим парадокс, когда явление переходит в свою противоположность. Добро обращается в зло. Добро каждому – в зло всеобщему. Разум создал социальность, но социальность, развиваясь без вносимой в ее развитие коррекции, учитывающей биологическую целесообразность, приводит к нарушению биологической целесообразности, к нарушению биологического равновесия и, следовательно, к поражению самого разума в конечном итоге. Разум уничтожает разум! Это общее явление конечности всех процессов, проходящих во Вселенной. Однако у разума именно потому, что он разум есть шанс выйти из этой всеобщей закономерности и выжить. Но для этого разум должен вносить иногда коррекции в условия своего существования. В данный момент, чтобы спасти биологическую основу бытия, он должен внести коррекцию в социальную структуру. Пойти на жертвы, но выжить, чтобы потом вступить в новый этап прогрессивного развития. Представь себе, если бы сотни тысяч лет назад, когда одновременно существовал Гомо Сапиенс, неандерталец и питекантроп, человек признал их равными себе и соответственно смешивался с ними. Что бы мы имели сейчас? По-прежнему в лесах бродили бы собиратели кореньев, червей и улиток. Одетые в лучшем случае в шкуры, кривоногие, сгорбленные существа охотились бы с каменными топорами за скудной дичью, а когда дичи не было бы, пожирали своих собратьев. Нет, Питер, первобытный человек был значительно мудрее нас, так как не колебался и уничтожал своих отставших в развитии собратьев – питекантропа и неандертальца. Его мудрость заключалась в остро развитом чутье биологической необходимости. Именно биологическая сущность является первоосновой всего, тем базисом, на котором строится все остальное, в том числе и социальность.
– Что-то подобное я уже слышал. В XX столетии были теории расовой неполноценности. Кажется, это связано с неким Гитлером. Я точно не помню.