Вскоре они увидели, как с обеих сторон побережья к лодкам бегут фавны. Подбежав ближе, они заметались по берегу, разыскивая пропавшие весла.
– До свидания, джентльмены! – насмешливо крикнул Владимир. – Пишите письма! Не забывайте!
Несмотря на то, что эти слова были произнесены по-русски, до Ирины дошел их смысл, и она весело рассмеялась, захлопала в ладоши.
– Ну, как я их? – все еще не придя в себя от возбуждения, не без самодовольства и хвастовства спросил Владимир, переходя на язык лапифов.
– Отлично! – со знанием дела оценила его действия Ирина. – Особенно меня восхитило, когда ты притворился, что бежишь, и затем внезапно напал на преследующих.
– Это не мой прием. Когда-то у меня на родине жил человек по имени Спартак. Это он придумал.
– Он тоже был великим воином?
– Очень! Он сражался за свободу рабов.
– Рабов? Не понимаю! Что такое "раб"?
– Это человек, которого лишили свободы и заставили работать на других, – пояснил Владимир.
Ирина удивленно посмотрела на него и пожала плечами.
– Как это можно заставить работать? Можно убить врага, но никто его не может заставить работать. И зачем? Не вижу никакого смысли…
– Тебе это трудно понять. Здесь совсем другое. Впрочем, то, о чем я тебе говорю, было далеко отсюда и очень-очень давно…
– Как давно? Но ты же был тогда? Помнишь?
Владимир рассмеялся.
– Меня тогда на свете не было.
– Как же ты об этом знаешь?
– У нас есть книги. Это такие листки, на которые живущие раньше описывают все, что с ними было для тех, кто будет жить потом, после них.
– Странно… Зачем все помнить? Если помнить все, то голова распухнет. Я вот не все помню, что со мной было в прошлой жизни. Меня тогда захватили кентавры.
– Вот как? Расскажи! Это мне интересно!
– Ничего тут интересного нет. Лучше не вспоминать… Впрочем, если ты хочешь…
– Решай сама. Если тебе тягостны воспоминания, то, может быть, не надо…
– Я не знаю, как давно это было, – начала Ирина, – когда живешь в деревне, время идет иначе. Может быть, было всего десять лет назад, а может быть, сто и больше. Мы жили тогда в поселке на берегу реки, что течет отсюда из озера и впадает в большую реку, несущую свои воды дальше на север. Я была тогда еще маленькой девочкой…
– Как? – перебил ее Владимир. – Ты говоришь – маленькой? Выходит, ты родилась от женщины?
– Да! – гордо ответила Ирина. – Я родилась от женщины. Моя мать была младшей женой вождя племени, который происходил от давным давно посетивших наш народ богов, которые имели огненные трубки, пускающие молнии. Но это произошло задолго до моего рождения. Мой отец жил долго, и, кроме меня, у него были еще дети, но постарше и жили отдельно от нас в своих домах. Кентавры напали рано утром и перебили всех мужчин, а нас, женщин, и меня, я была единственной девочкой в поселке, увели с собой в степь. Вместе с другими пятью женщинами я досталась вождю их племени.
– Постой… я плохо понимаю… кентавры слишком отличаются от вас, лапифов. Зачем им ваши женщины?
– Ты сказал "вас, лапифов", – удивилась Ирина, не отвечая на его вопрос. – Разве ты не лапиф?
– Как бы тебе сказать… не совсем.
– А, понимаю! – чему-то обрадовалась Ирана и тут же пояснила:
– Я так и думала, что ты рожден женщиной, как и я.
– Здесь ты права! Но ты не ответила на мой вопрос.
– А что тут говорить? Неужели ты не понимаешь? Кентавры – грубые, жестокие, распущенные развратники. Редкая женщина выдерживает долго их "развлечения". Большая часть погибает в течение полугода. Если она не гибнет от "ласк" кентавра, то ее замучают кентавры-самки.
– Тебя тоже замучили? – спросил Владимир и осекся, жалея, что задал такой вопрос. Ирина поняла его и отрицательно замотала головой.
– Нет, меня освободили лапифы. Они напали ночью на стойбище и перебили всех без исключения кентавров. Никто не ушел! – торжествующе сообщила она. – Вождя кентавров захватили живым и положили на жертвенную доску. Ох! Как он орал! Как он орал! – с явным удовольствием вспомнила Ирина. Ее изумрудные глаза заблестели, зажглись огнем.
– Ну а потом? Что было с тобой потом? – пытливо посмотрел ей в глаза Владимир, уже чувствуя необъяснимый прилив ревности.
– Потом я ничего не помню. Скорее всего, я была убита после этих событий. Никто не может помнить своей смерти. Эта тайна остается у Великой Матери. Ты хочешь знать, – потупила она глаза, – был ли у меня муж? Не знаю. Скорее всего, не было, иначе я бы его помнила. Последнее, что я помню, это мы спешим куда-то лесом. Мы, женщины, идем гурьбой, пробираемся сквозь чащи, за нами – воины. Нас кто-то преследует. Может быть, кентавры. – Она вдруг замолчала. По ее лицу было видно, что она что-то силится вспомнить.