Древо жизни. Книга 1

Эола вскрикнула от восторга и, взяв что-то из ящика, скрылась за перегородкой. Через несколько минут она появилась снова. На ней была новая туника из тонкой белоснежной шерстяной ткани, перевязь на правом плече которой скреплялась золотой брошью, усеянной мелкими алмазами, в ушах были изумрудные серьги, а голову венчала уже знакомая диадема.
Сергей с восторгом смотрел на свою жену. Крупный зеленый камень изумительно шел к ее темным волосам, создавая непередаваемую гармонию красоты и изящества. «Воистину, — подумал он, — красота женщины, подобно драгоценному камню, требует для себя соответствующей оправы». Он взглянул на Дука. Тот тоже залюбовался Эолой:

— Прекрасны дочери моего народа, — с гордостью произнес старый вождь. — Они — вершина того, что создала природа нашей планеты. Мы, мужчины, только пьедестал ее и созданы для того, чтобы служить ей опорой.

— Ты знаешь, — он знаком отпустил Эолу, которой явно не терпелось выйти в новом наряде из дому, — мне кажется, что цивилизация только тогда истинна и только тогда оправдывает себя, если она служит женщине!

— Возможно, ты и прав, отец, я как-то не задумывался над этим…

— А ты задумайся! Ведь для чего живем мы и живет все живое? Для того, чтобы дать росток новой жизни в ее бесконечном обновлении. Женщина — это то поле, которое растит и пестует этот росток жизни. Она — хранительница жизни и ее конечный смысл!

— А разум? Ведь смысл развития — это развитие разума, приводящего человека к господству над природой!

— Разум мертв, если не служит жизни! Только единство разума с красотою вечного обновления жизни — достойная цель развития. И не господство над природой, а взаимопонимание разума и природы — его величайшая цель. Разум, если он разум, не может быть враждебен природе, ибо он только часть ее, а часть не может отрицать целое, ибо, отрицая целое, часть отрицает и саму себя. Потеряв это единение, разум будет вечно метаться в океане времени в поисках счастья, но не найдет его в своем бесконечном, бесплодном беге. Он, словно лишенное солнца растение, вытянется и приобретет уродливую форму, являя собой воплощение боли и ужаса смерти.

Дук замолчал и вопросительно посмотрел на Сергея. Тот тоже молчал, обдумывая услышанное, сердцем и разумом чувствуя правоту мудрого старца. Дук улыбнулся, и его улыбка была удивительно светлой и доброй, так же как его глаза, еще не потерявшие синеву молодости.
Удивительный прилив сыновьей нежности почувствовал Сергей к этому старику, которого он знал всего лишь неделю, но ему казалось, что знает его всю жизнь и всю эту жизнь старый Дук был рядом с ним, был его отцом и наставником. Дук угадывал его чувства, и это, было видно, доставляло ему большую радость.

— Сын мой, — наконец проникновенно произнес он. — Уезжая, я принес тебе дары. Это необычные дары. Отныне они всегда будут с тобой, и где бы ты ни был, они будут напоминать тебе старого Дука. Но надо, чтобы ты захотел их принять!

Сергей удивленно посмотрел на него.

— Сейчас я тебе объясню. Твой мозг, я его хорошо изучил за это время, содержит в себе в заторможенном состоянии то, что у нас развито с самого рождения. Очевидно, наши народы имели общие корни развития разума, но вы пошли по одной дороге развития, а мы по другой. Может быть, наши дороги когда-нибудь сойдутся. Я разбужу эти спящие в твоем мозгу центры, и ты сможешь чувствовать и видеть так же, как чувствуем и видим мы. Прошу тебя! Полностью расслабься и доверься мне! Еще! Еще! Ни о чем не думай… так… хорошо…