— Да. Оба будут неплохими Всадниками, а Барт и не просто неплохим — возможно, он станет даже и не только Всадником. — Большего старый шаман никогда бы себе не позволил сказать. Никогда и ни одного намека на то, что он увидел в душах посвященных. Айвору всегда хотелось его об этом спросить, и он всегда восхищался удивительным даром шамана и его поразительной сдержанностью.
Он хорошо помнил ту ночь, когда Гиринт был ослеплен. Айвор тогда был еще почти ребенком — с той ночи, когда он увидел своего ястреба, прошло всего четыре лета, — но он, будучи единственным сыном Банора, вместе с остальными мужчинами должен был непременно присутствовать при ослеплении шамана. И власть для него с тех пор навсегда осталась связанной с пением мужчин и колеблющимся светом факелов на фоне раскинувшегося над Равниной ночного звездного неба.
Некоторое время шаман и вождь сидели молча; каждый думал о своем; затем Айвор поднялся.
— Пойду. Мне еще нужно обсудить с Ливоном завтрашнюю охоту, — сказал он. — Шестнадцать, я думаю?
— По крайней мере, — с упреком заметил шаман. — Да я один могу целого съесть! Мы ведь давно пиров не устраивали.
Айвор фыркнул.
— Ох уж и давно! Старый ты жадюга! Вы только подумайте, целых двенадцать дней прошло с тех пор, как Вален узнал свое имя. Ну скажи, как это ты до сих пор умудрился не растолстеть?
— А очень просто, — терпеливо пояснил шаман. — У тебя на пирах небось не разъешься!
— Ну ладно, семнадцать! — засмеялся Айвор. — Я еще загляну к тебе утром, перед тем как они отправятся на охоту. Решать, конечно, Ливону, но я хочу предложить им восточные пастбища.
— Да, на восточных животные более откормленные, — кивнул Гиринт. — Впрочем, у нас и сегодня еще будет время это обсудить: все равно ты ко мне попозже заглянешь.
И к этому тоже Айвор привык.
«Умение видеть приходит, когда уходит свет» — так говорят в народе дальри. Это не Закон, но обычай этот обладает той же силой. Дальри находят своих покровителей в темноте, и в темноте все их шаманы обретают свое могущество — вместе со слепотой, после того страшноватого обряда в середине лета, когда ярко горящие факелы и летние звезды внезапно исчезают в сплошной черноте.
Ливона он, разумеется, нашел на конюшне: тот возился с кобылой, у которой что-то было неладно с копытом. Услышав шаги отца, Ливон поднялся и пошел ему навстречу, откидывая с глаз светлые волосы. Стоило Айвору увидеть сына, и на сердце сразу полегчало. Так бывало всегда.
И он вспомнил — возможно потому, что с утра думал об этом, — тот день, когда Ливон вернулся в лагерь после трехдневного поста. Он тогда до позднего вечера проспал как убитый. Его светлая, по-детски еще нежная кожа казалась буквально прозрачной, до того он измучился и устал. А ближе к ночи он вдруг встал с постели и пошел к отцу.
И они долго гуляли по спящему лагерю.
— Я видел серну, отец, — сказал ему тогда Ливон. То был самый дорогой, редчайший дар, какой Айвор когда-либо получал. Ведь мальчик назвал имя своего тотема, свое тайное имя! Серна — это очень хорошо, думал Айвор с гордостью. Сильное, смелое животное, с гордо поднятыми рогами, как у того Бога, в честь которого оно и названо.[5]
И в ответ на слова сына Айвор лишь молча кивнул. Говорить он не мог. Лит всегда подшучивала над его излишней чувствительностью и над тем, как всегда близко у него слезы. Вот и теперь ему очень хотелось обнять мальчика и прижать к себе, но он сдержался: ведь Ливон уже стал взрослым, настоящим Всадником, мужчиной, да к тому же только что сделал отцу неслыханно щедрый и чисто мужской подарок. Что ж, он ответит сыну тем же!
— А мой тотем — ястреб, — сказал Айвор, и оба примолкли, стоя рядом и соприкасаясь плечами, и долго еще глядели в летнее звездное небо, раскинувшееся над лагерем третьего племени…
— Ну что ты нам посоветуешь? На восток? — Карие глаза Ливона смеялись.
— По-моему, так было бы лучше всего, — кивнул Айвор, — не стоит рисковать. А впрочем, как знаешь, — быстро прибавил он.
— Да нет, лучше восточных пастбищ ничего и быть не может. Тем более что мне придется взять с собой обоих новичков. А на восточных пастбищах охотиться значительно легче. Сколько животных нужно для пира?
— Я полагал, что хватит шестнадцати, но Гиринт запросил целого элтора для себя одного!
Ливон, откинув голову назад, расхохотался.
— Ага, и, конечно, жаловался, что у нас пиры случаются слишком редко и угощения на них маловато. Верно?
— Да уж, конечно! — засмеялся и Айвор. — Он всегда на это жалуется, старый обжора. Сколько возьмешь охотников?
— Двадцать, — не задумываясь, ответил Ливон.