Древоделие. Как стать фрилансером

В России рококо не привилось, а барокко получило свою характерную национальную окраску и церковную разновидность, для него свойственна меньшая зависимость от подражательного наследия Ренессанса, использование древлеправославных, святорусских мотивов. Скептики и циники могут иронизировать по поводу наименования «Святая Русь», но во времена Сергия Радонежского не могло быть мебели с резными изображениями эротических сцен, такое бывало во времена языческие и вновь появилось в эпоху Просвещения. С пришествием варварской французской революции снова слышится перепев на разные лады тех же старых греко-римских мотивов в виде классицизма и ампира.

К сожалению, использование элементов древнерусского стиля сопровождается обычно презрительной приставкой «псевдо», хотя с таким же успехом обращение к классической тематике можно назвать псевдоримским или псевдогреческим стилем. Можно провести такую аналогию: когда в ХVII веке в России появились живоподобные иконы, то их одобрение считалось признаком просвещенности, а приверженность рублевскому стилю показателем простонародности. В отношении к иконе сегодня дело обстоит ровно наоборот. Бабушки любят, чтобы была «как живая», а прихожане с высшим художественным образованием восхищаются 15 веком. Интеллигенция, с презрением глядящая на народ, в 20 веке оценила религиозное искусство, а было время, когда народ ценил, любил и понимал его, а «общество» смотрел как на барахло. Образованщина освистала даже «Явление Христа народу» А.А.Иванова, что уж там говорить про каноническую икону.

После того, как в начале 19 века в очередной раз наследие античности было истощено, мастера, не в силах создать нового, продолжают заниматься повтором образцов великого прошлого и эклектикой, часто весьма тактично. Но только в конце ХIХ в., когда оживляются религиозные настроения, появляется нечто реально свежее – модерн.

Родоначальником и главной фигурой русского модерна был Шехтель, человек увлеченный романтикой средневековья, также как чешский его собрат Альфред Муха. Муха был славянофил, и ему редким образом повезло, что нашелся американский предприниматель – спонсор (выражаясь современным языком). Неорусский стиль (разновидность модерна) был излюбленным мотивом Шехтеля, но его спонсоры предпочитали вариации модерна на другие темы. То что Шехтелю мало пришлось поработать в этом стиле – не его воля. Далеко не всем, даже выдающимся мастерам, удается делать то, что хочется. Еще один столп из той же серии, великий испанский архитектор Антонио Гауди, с тем же комплексом идей. Начертал на дверях своего дома знаменитый девиз: «Fe, Patria, Amor» (вера, отечество, любовь). Религиозность, сопутствующая модерну не слишком каноничная, но сецессион (другое название) – это Стиль, в отличие от последующей эпохи, которую можно назвать антистилем. Антистиль духовно близок уже не культурному ромейскому язычеству, а какому-нибудь дикарскому. На этом фоне очень поучительно третье пришествие ампира при Гитлере и Сталине.

Церковное благолепие является отражением богатства духовного, а не поклонением золотому тельцу, как это считают американцы, буквально толкующие священное писание. Термин аскетизм ошибочен применительно к минимализму. Класс людей, предпочитающих этот стиль никоим образом к самоограничению, порождающему красоту духовную, не тяготеет. Кроме того, в бытовой реальности минималистический интерьер наполняется украшениями и безделушками, так что уже перестает соответствовать своему названию.

Следующий поворот художественного развития – это деконструктивизм. Шаг в сторону от прямолинейности и регулярности. На фоне этого поворота атеизм становится ругательным словом. И Россия встает с колен, каким бы нерусским ни казался этот сдвиг в эстетическом плане. Так что конца света можно еще подождать.

Люди прошлого были более целостны, (кроме прочего из-за отсутствия средств транспорта и связи) поэтому существовало представление о чистоте стиля. Современный человек может одновременно чтить Христа и Карла Маркса, состоять членом районного отделения мафии и хоронить товарищей по церковному обряду, ценит Достоевского и ненавидит Россию и так далее. Результатом этого является спрос на смешение стилей и теоретическое обоснование эклектики. Да и истинно верующие люди тоже носят в душах несовместимое, поэтому не стоит рассчитывать, что наши творенья будут такой же утренней звездой, как храм Покрова на Нерли или Владимирская. Но все равно в Новой России продолжается подлинное религиозное возрождение, и пускай к чистым духовным переживаниям всегда примешивается осадок человеческих страстей, в ответ на наши молитвы Бог даст найти не чуждые духовности художественные формы, соответствующие российскому национальному характеру, и лучшему, что есть в современности. Может быть, это будет храм в деконструктивно-русском стиле, чем «черт» (прости Господи) не шутит.

Пример крайней деконструктивности – работа американского мастера Якоба Кресса (рис. 2).

Рис. 2

Русская деревянная скульптура