Древоходец. Книга вторая. Вместе с дублем

Цыгаш предложил ему воздействовать на подушечку стопы Либежи в районе пальцев.

Костуш отошёл на метр, свёл свою силу в тонкий луч и «пощекотал» им около пальчиков, от чего женщины довольно захихикала.

— Надо же! С такого расстояния свёл почти в точку! — с долей зависти отметил Цыгаш.

Они продолжили обучение и вот Цыгаш пафосно объявил: — Переходим теперь к воспетому поэтами «бугорку чувственности», бугорку который, в основном, и дарует женщинам удовольствие.

— Ты прямо сам, как поэт пропел! — заметил Костуш. — Можно я опять попробую?

— Туда я тебя пока не пущу — молод ещё туда лезть! Вон, если хочешь, тренируйся на ушах — там у неё тоже эрогенная зона.

— На ушах, так на ушах, — согласился Костуш. — Только подальше отойду: мне интересно, с какого расстояния получится точечно.

Отстояв своё решение не учувствовать в заключительном акте, Костуш, успокоился и его сразу захватил дух экспериментаторства. Он отошёл на два шага, прицелился в ушную раковину Лебежи, сконцентрировал луч, хотел было отправить к цели, но мешала спинка кровати, сделал шаг вбок и назад.

Зачем-то надумавший пройти сзади Цыгаш неожиданно в него врезался. От столкновения, Костуш потерял концентрацию, сдерживаемая энергия хлынула в луч, и он вырвался из Костуша и полетел к женщине.

Словно получив мощный электрический разряд, тело Либежи выгнулось дугой, встав на «мостик», затем она резко распрямилась и, низко, почти басом закричала.

— У неё оргазм, да? Она кончает? — стараясь перекричать Либежу, спрашивал Костуш.

— Какой оргазм, какой кончает — тупица! Я, вот боюсь, как-бы не скончалась! Смотри как её плющит! — также громко ответил Цыгаш.

Первая жуткая боль Либежу немного отпустила, и она смогла уже осмысленно говорить, точнее ругаться:

— Звери! Гады! Мамочка родная, да как же мне больно: всё тело точно в огне!

— Либежа, давай обезболю, — предложил Костуш, осознав свою вину.

— Не подходи изверг! Не подходи ко мне! — завизжала женщина. — Вон отсюда! Вон!

Костуш выскочил из домика, а Цыгаш всё же задержался и стал настойчиво предлагать Либеже обезболивание.

Костуш ждал на улице и переживал: смысл его работы, как целителя и за операционным столом, и в зубном кабинете заключался в избавлении человека от боли. А ещё он никогда в жизни ни разу не причинил физическую боль женщине. Стоя рядом с окном, он хорошо слышал стоны Либежи и ему было очень стыдно и неприятно осознавать, что именно он виновник.

Цыгушу удалось всё же успокоить женщину и уговорить принять помощь. Он смягчил боль и крики стихли.

Цыгаш вышел очень злой:

— Ты что, у неё гвардейский амулет пробивал? Так чего со всей дури залепил?

— У меня недавно был скачок, ну, в силе скачок — не приноровился ещё — стабильности нет, срывается иногда. А потом: ты же меня сам толкнул. Вот когда ты мне не мешал, я же по ногам ей прошёлся — и ничего, даже ей понравилось, — оправдывался Костуш. —

— Ты видел какие у неё ступни? У неё копыта, а не ступни, — она ж почти всё время босиком ходит! Вот твоим лучом, только копыта и чесать.

К ним подошла соседка Либежи держа за руки детей.

— Чего Либежа так страшно орала? — спросила женщина. — Она хоть жива?

— Жива, жива, ваша подруга. Всё с ней хорошо, — ответил Цыгуш. — Можете зайти посмотреть.

— Никогда так жутко не кричала, — продолжила соседка. — Не иначе, большие вы ребята затейники!

Соседка прошла в дом, после чего Костуш тоже спросил Цыгаша:

— С ней действительно всё хорошо?

— Пока более-менее, только мокрая вся, — ответил Цыгаш.

— Мокрая, это самое…, — описалась?

Костуш видел в Либеже теперь пациентку и поэтому использовал смягчённую форму, принятую в госпитале.

— Мокрая — вспотела сильно, а насчёт обоссалась — не знаю, — без затей, ответил Цыгаш.

— Не понимаю, откуда такая реакция — это же просто ухо? — высказал своё удивление Костуш.

— Попал ты в ухо, или нет — не знаю. Но точно угодил в центр термоконтроля. Отсюда у неё чувство, что горит заживо и эта потливость.

Шесть твоих серебряников я так ей и оставил за полученные страданья, — продолжил Цыгаш. — И вот что ещё: не хочу больше тебя обучать. С тобой работать, как у бочки с порохом костёр жечь — не знаешь, когда шарахнет, в кого попадёт, а ещё и куда, попадёт.

Новость про то, что Костуш сотворил с Либежой, очень быстро разошлась по всей школе, а дальше, в силу притягательности всего скабрезного, история пошла гулять и дальше по училищу при госпитале.

— Трудно тебе будет теперь девчонку найти: уже весь город знает, как Древоходец- Костуш, с дамами забавляется, — хихикая, сказал Цыгаш.

— Небось сам первый и растрепал! — обвинил его Костуш.

— Причём здесь я? Соседка Либежи, да и сама она поделилась с подругами своей бедой.

Я сам никому не слова, только в пересказе слышал, а рассказывали эту историю так: якобы залепил ты ей даром со всей дури в ухо, — Либежа блажит смертным криком, а ты спрашиваешь: «Девушка кончает?», а она в ответ: «Сейчас точно скончаюсь!».