Древолюция (СИ)

Он вспомнил, как утром перед поездкой на работу вышел к берегу озера. Солнце уже взошло, и яркие лучи отражались на гребешках волн. Ему нравились такие минуты. Когда он выкраивал время и выходил на берег, любуясь озером, ему казалось, что этот мир и есть настоящий, а его жизнь, бизнес, все, что окружает, в чем он варится последние десять лет — какая-то жуткая иллюзия.ѓ Не так все должно быть, не так. А как? Ответа он не знал.

Как обычно, Кабанов спустился по пологому песчаному берегу к воде, и почти сразу заметил это.

Странная зеленая пленка покрывала большую часть водной глади. Поначалу он принял ее за водоросли, но быстро убедился в ошибке. Точно, пленка. Но странная пленка. Не говоря уже о цвете, она совсем не походила на разливы бензина или мазута. Кое–где на поверхности виднелись сгустки пены.

Сергей Дмитриевич тут же подумал о Жукове и его комбинате. Мало Тарасыча год назад комиссия из Екатеринбурга мурыжила, мало ему, что статьи о загрязнении реки комбинатом столько шума наделали, мало штрафов заплатил! Опять за свое! Экономит, экономист херов! Кабанов подумал, что дочка любит гулять по берегу, и неизвестно, насколько опасна эта зеленая дрянь. Постояв с минуту, он заметил, что пятно медленно сдвигается в сторону. Видно, ветер гонит. Может, и совсем уйдет. Озеро большое. Все равно — свинство, надо позвонить Тарасычу и сказать, чтобы прекращал это дело. Здесь же лучшее место на озере, не зря Кабанов тут дом поставил. Местный шаман сказал, что когда-то, до человека, здесь обитали добрые духи. Правда, на всякий случай Дмитрий Сергеевич пригласил и попа освятить строительство.

Кабанов отодвинул пустой бокал и придвинул телефон:

— Але? Семена Тарасыча мне. Узнали, нет?

Секретарша узнала сразу:

— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Сейчас соединю.

Через несколько секунд в трубке послышалось пыхтение директора целлюлозно–бумажного комбината. Интересно, чем это он там занимается? На тренажере, что ли, прыгает?

— Да, я слушаю.

— Слушает он! — вместо приветствия раздраженно произнес Кабанов. — Тарасыч, ты опять в озеро стоки сливаешь? Ты что, охренел, в натуре? Уже у моей дачи твое дерьмо плавает!

— Ты что, Дима? Какие еще стоки? — совершенно естественно удивился Жуков. Но Кабанов знал этого «жука», он еще не такое с ангельским лицом говорит.

— Короче, — веско сказал Кабанов. — Я сегодня на озере был, там дрянь какая-то зеленая плавает у берега. Откуда ей взяться, если не от твоего завода?

— Все это ерунда, Сергеич. Зачем я буду озеро засорять, когда я сам в нем рыбу ловлю? Это не от комбината. И потом, год назад комиссия мои стоки проверяла. Все соответствует!

— Знаю я твои комиссии! Соответствует! Будто я не знаю, как ты с комиссиями работаешь. Что хочешь, подпишут.

— Мои стоки, если не знаешь, вообще в озеро не идут! — разгорячился Жуков. — Они в реку сбрасываются! А река из озера вытекает, а не наоборот! Учи географию!

— Ладно, ладно, спокойно, — он сбавил тон, чувствуя, что Тарасыч прав. — Проехали тему. Ты лучше скажи, когда на рыбалку собираешься? Я бы тоже поехал, стресс снять.

— О чем разговор? Присоединяйся! Хоть в эту субботу можно.

— Ну, лады. Давай.

Почему-то он поверил Тарасычу. Раз на рыбалку зовет, значит, и впрямь не засоряет. Не будет же он отравленную рыбу есть? А может, это действительно тина какая-нибудь, ряска… Он же не трогал ее руками. Да черт с ней! Разве у него проблем мало, еще о тине какой-то думать?

* * *

Алекс припарковал машину у забора, вслепую нашарил крючок калитки, открыл ее и вошел во двор. Дом у дяди–лесника был основательный и выделялся среди прочих домов на улице именно ощущением мощи и непоколебимости. Такие же чувства возникают, когда смотришь на пирамиду или какой-нибудь Тадж–Махал. Но дом дяди Пети совершенно не походил на пирамиду, но, тем не менее, вызывал именно такое ощущение. По крайней мере, у его племянника.

Рядом с калиткой, у сарая, с вечно разобранным мотоциклом внутри, стояла собачья будка. Но Алекс знал, что она пустует. Командор, так звали пса, умер с полгода назад, и дядя Петя пока не завел нового. А вот и хозяин.

Дядя Петя не изменился с той поры, как племянник видел его в последний раз. А было это уж больше года тому, когда Алекс приезжал писать о местном комбинате. Всклокоченные волосы, черная редкая бородка, местами тронутая проседью, неторопливые размеренные движения и ясные, острые глаза. Даже когда дядя напивался и нес несусветную чушь, эти глаза смотрели прямо и четко, создавая удивительный контраст.

— А–а, Сашка! — сказал дядя, шагая с крыльца навстречу Поборцеву. — Здорово.

Они пожали руки.

— Больно ты быстро добрался. Гоняешь, небось?

— Какое там, — усмехнулся Алекс. — У вас тут милиция строгая, не погоняешь.

— Ну, ладно, пошли в дом.

Расположились на кухне, где на стенах висели гирлянды сушеных грибов и пучки трав. Широкое окно давало много света и прекрасный вид на участок и улицу. Поборцев сразу заметил стайку ребятишек, скопившихся возле его новой машины.

— Сейчас колеса проткнут, — проронил дядя. Алекс невольно привстал и почувствовал на плече тяжелую дядину руку: