Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

Остановимся и мы на аграрных проблемах России, которые в конечном итоге изменили ее социальный строй. Крепостное государство всегда чувствовало неприязнь к торговле и ремеслам, а если и вынуждено было прибегать к ним, то с отвращением. Единственно полезным трудом считалось земледелие. Как верно сказано в одной из статей: «Замкнутое крепостное хозяйство покупки для производства не знало, оно знало лишь покупку для потребления, покупку, требующую денег и не возвращающую их. Торговец и ремесленник для него поэтому наймит, живущий богатством деревни. Исключение делалось для экспортной торговли, потому что она приносила помещику деньги». Поэтому небольшая часть состоятельного, способного к торговле еврейства привлекалась помещиками ради коммерческих прибылей, привлекалась к торговле сельхозпродуктами. Все это более или менее известно. Гораздо менее известна тяга еврейских масс, особенно из бедноты, к земледельческому крестьянскому труду и многочисленные указы и контруказы правительства на этот счет. Еще в 1802 году под руководством поэта и государственного деятеля Державина был создан комитет для приобщения евреев к единственно производительному, по понятиям феодально-крепостной эпохи, труду – земледелию. Занятие земледелием требует, как правило, традиций, передачи навыков из поколения в поколение, в отличие от труда городского, и известно мало случаев перехода городского – русского ли, немецкого ли, иного ли – населения из городов и приобщения его к сельскому труду, хоть обратный процесс перехода от сельского труда к городскому весьма распространен. Тем не менее положение еврейской бедноты было так тяжело, что она с готовностью соблазнилась тридцатью десятинами земли, которые ей обещали, готовая даже ехать в малонаселенные южные и юго-восточные губернии для занятий крестьянским трудом. Но насаждение свободного крестьянского труда не было в интересах дворянства, в крестьянскую же общину евреев не принимали вовсе. Поэтому, когда последовал контруказ о выселении евреев из деревень, мотивируя это все тем же шинкарством и спаиванием евреями крестьян, триста тысяч душ, примерно столько же, сколько было изгнано в свое время из Испании, триста тысяч оказались совершенно бездомными «по неимению земель ни помещичьих, ни казенных, на коих можно было водворить шестьдесят тысяч семейств, не имеющих никакой собственности. Города и местечки могут приютить только часть выселяемых евреев. К тому же во многих местечках – как доносил министр внутренних дел Кочубей – нет ни промыслов, ни торговли и других к пропитанию способов, и поэтому евреи, не допускаемые в деревни, бродят и скитаются».

Совершенно ясно, что триста тысяч чисто физически не могли заниматься шинкарством. Но к занятию шинкарством и проблемам спаивания народа мы еще вернемся. Что касается занятий евреев земледелием, то, когда в 1835 году у правительства вновь возникла идея воспользоваться евреями для земледельческого труда в Сибири, бедная, обездоленная еврейская масса откликнулась на это сразу же, а многие просто пустились в путь на собственный риск. И снова последовал контруказ, очевидно, из-за боязни «объевреить» Сибирь. Ту самую Сибирь, которую волжский разбойник Ермолай, известный по кличке Ермак – Мельничный жернов, используя против местного населения незнакомое ему огнестрельное оружие, во искупление своих грехов перед Москвой за прошлые грабежи, вместе со своей шайкой превратил в исконно русскую землю. Так обстояло дело с еврейским земледельческим трудом. Еврей-ремесленник (кстати, при кочевом образе жизни передаваемые по наследству ремесла требуют не столько физических сил, сколько умения и способности быть использованными в любой местности, а это именно ремесла сапожников, портных и т.д.), итак, еврей-ремесленник или мелкий торговец имели мало шансов стать в короткое время заправскими землепашцами, но нужда в черте оседлости гнала их, и всякий раз они убеждались, что христианская проповедь «о нравственном перевоспитании людей бесполезных» лишь укрывала полный произвол в обращении с евреями, при этом настолько самоуверенный и наглый произвол, что, казалось, коренному (читай, захватившему эти участки Божьей земли огнем и мечом) населению этот произвол был дарован небом.