Наверное, она его поняла: больше не оставалось никаких иллюзий — они предали друг друга, и по причине только этого факта они почувствовали ещё большую любовь. На один миг, лишь однажды она поняла всю глубину чувств Эмилио. Воцарилась гармония, и ей даже не пришлось говорить, что она его любит. Он стал свыкаться со своим горем. Женщина, которую он любил, не была просто желанной и беззащитной, она была потеряна. Продавалась одному, а принадлежала другому. О, он не мог забыть желания Анджолины смеяться в начале их разговора. Если она делала так важнейший шаг своей жизни, как она сможет терпеть рядом мужчину, которого не любит?
Она была потеряна! Он обнял её крепко-крепко левой рукой, опустил голову на её лоно, и переполняемый больше сочувствием, чем любовью, пробормотал:
— Бедняжка.
Они долго оставались в таком положении, а потом она склонилась над ним и с надеждой на то, что он об этом никогда не узнает, поцеловала его волосы.
Это был самый нежный поступок, который она себе позволила за всё время их встреч.
Потом погода испортилась совсем. Дождь лил монотонно и грустно, сопровождая этим боль Эмилио. Казалось, что это знак сочувствия и уже безразличия. Затем всё вокруг загремело и забурлило неистово. Подул холодный ветер с моря, и всё затряслось, прерывая счастливый момент для Эмилио и Анджолины, который был им дарован. Её вдруг охватил страх за то, что она промочит платье, и Анджолина бросилась бежать, освободившись от руки Эмилио. Ей потребовалось держать зонт обеими руками, чтобы его не вырвало ветром. В борьбе с дождём и ветром Анджолина была рассержена и не захотела даже договориться о следующей встрече. Сказала лишь:
— Теперь надо добраться домой.
Он видел, как Анджолина поднялась в трамвайный вагон и, появившись из темноты, где она находилась, в жёлтом свете промелькнуло её сердитое лицо и красивые глаза, полные намеренья определить урон, нанесённый платью водой.
IV
Раскаты грома, прервавшие очарование Эмилио, которому он так предавался тогда с наслаждением, стали частыми в его отношениях с Анджолиной.
На следующий день очень рано утром он отправился к ней. Эмилио даже сам не знал, идёт ли он отомстить за себя несколькими колкими фразами в том же духе, в котором она его оставила накануне вечером, или же просто хочет снова испытать при виде цвета её лица то же чувство, что взорвалось в нём от болезненных размышлений и которое, как он понял уже по ходу пути, переходя на бег, теперь ему было уже необходимо.
Дверь Эмилио открыла мать Анджолины, которая приняла его с привычной вежливостью, её морщинистое лицо ничего не выражало, голос звучал грубо.
Она сказала, что Анджолина одевается и скоро выйдет.
— Что о нём думаете? — спросила вдруг старушка.
Она имела в виду Вольпини. Удивлённый, что даже мать хочет получить его одобрение на свадьбу Анджолины, Эмилио заколебался, и она, догадываясь о причине сомнений, которую можно было определить по его лицу, попыталась убедить его:
— Поймите — это удача для Анджолины. Даже если она его не полюбит, у неё будет спокойная и радостная жизнь, потому что он её сильно любит. Надо его видеть!
Последовал короткий и громкий смешок, который задел только её губы. Было понятно, что она очень довольна. Старушка перестала смеяться только когда Анджолина вежливо дала ей понять, что уже достаточно. Эмилио было больно осознавать, что она выходит за другого, так это ещё и было для её же блага… От старушки последовал ещё один смешок, но на этот раз он отразился больше на лице, чем в голосе, и показался Эмилио ироничным. Даже мать знала о его договорённостях с её дочерью? Всё это Эмилио очень не понравилось. Почему он должен был терзаться из-за этих смешков? Конечно же они предназначались ему, а не порядочному Вольпини.
Тем временем Анджолина уже оделась и была готова выходить. Она спешила, так как в девять должна была встретиться с синьорой Делуиджи. Он же не хотел сразу отпускать её, потому что они в первый раз шли по улице вместе под светом солнца.
— Мне кажется, что мы красивая пара, — сказала она, улыбаясь и замечая, что каждый прохожий смотрит на них.
Было невозможно пройти рядом с Анджолиной и не посмотреть на неё. Даже Эмилио на неё смотрел. На ней было модное белое платье с удлинёнными рукавами, которые почти вздувались, и она просто притягивала взгляды. Это стало фактом, который она констатировала. Голова Анджолины выходила из всей этой белизны, не уступая ей в яркости, но отличаясь желтизной и ослепляющей розовизной. На её губах красовалась тонкая красная линия поверх зубов, скрытых весёлой и сладкой улыбкой, предназначенной для окружающих. Лучи солнца играли с её белокурыми локонами и золотили их.