Дряхлость

Это был не первый раз, когда Анджолина в его присутствии проявляла интерес к другим мужчинам, но как же это было больно!

— Он даже не знал о твоём существовании! — сказал Эмилио грубо, — он узнал только, когда я ему рассказал.

Он надеялся огорчить её, но она, напротив, была только благодарна ему за то, что он рассказал о ней.

— Кто знает, — сказала Анджолина с комичным оттенком подозрительности, — что ты ему сказал обо мне.

— Я ему сказал, что ты предательница, — ответил Эмилио смеясь.

Эти слова заставили их обоих смеяться от души и вернули им хорошее настроение и гармонию. Они ещё долго обнимались, и взволнованная Анджолина вдруг шепнула ему на ухо:

— Жё тэм боку.

Эмилио повторил на этот раз грустно:

— Предательница.

Анджолина опять громко рассмеялась, но потом придумала кое-что получше. Целуя его, она говорила ему прямо в губы, и с грацией, которую он больше не забывал, сладким, меняющим тембр молящим голосом спросила его несколько раз:

— Это же неправда, что это я — та, которую ты так назвал?

Поэтому даже окончание вечера было восхитительным. Хватило одного удачного жеста Анджолины, чтобы свести на нет все печали и сомнения.

Когда они возвращались, Эмилио вспомнилось, что Балли должен был принять у себя женщину, и он поспешил поговорить с Анджолиной об этом. Ему не показалось, что ей неприятна эта новость, но потом, однако, она осведомилась с безразличным видом, который не мог быть наигранным, любит ли Балли эту женщину.

— Не думаю, — ответил Эмилио искренне, радуясь её безразличию, — у Балли странная манера любить женщин. Он очень любит их, но всех одинаково, когда они ему нравятся.

— Наверное, их у него было много? — спросила задумчиво Анджолина.

И здесь Эмилио подумал, что должен соврать:

— Не думаю.

В ближайший вечер они должны были встретиться в Городском парке вчетвером. Первыми на место явились Анджолина и Эмилио. Им было не особенно приятно ждать на открытом воздухе, потому что мог пойти дождь, да и так земля была влажной от сирокко[4]. Анджолина пыталась скрыть своё нетерпение под видом дурного настроения, но ей не удалось обмануть Эмилио, которого обуяло желание завоевать эту женщину, потому что он не чувствовал ее больше своей. Это было очень грустно, а она не приминула заставить его поверить в свои мысли ещё больше. Сжав её руку, Эмилио спросил Анджолину:

— Ты хотя бы вчера вечером меня любила?

— Да! — ответила она грубо, — но это не то, о чём стоит говорить на каждом шагу.

Балли появился из Акведука под руку с женщиной, которая была такой же высокой, как и он сам.

— Какая она длинная! — сказала Анджолина, делая сразу единственное заключение об этой женщине, которое только могла сделать на таком расстоянии.

Приблизившись, Балли представил:

— Маргарита! Анже!

Он попытался в темноте разглядеть Анджолину и приблизился так, что если бы вытянул губы, то мог бы поцеловать ее.

— Действительно Анже?

Всё ещё не удовлетворённый, Балли зажёг спичку и осветил ею её розовое и очень серьёзное лицо. Теперь он-увидел её прекрасные черты: чистые глаза, в которые жёлтый свет спички проникал, как сквозь прозрачнейшую воду; глаза эти блестели и были весёлыми и большими. Не смущаясь, Балли осветил лицо Маргариты, лицо бледное, чистое, с двумя большими и яркими тёмно-синими глазищами, у неё был орлиный нос, а её маленькая голова была богата каштановыми волосами. На её лице можно было заметить кричащее противоречие между дерзкими глазами плутовки и серьёзными чертами страждущей Мадонны. Она приблизилась, пытаясь с любопытством разглядеть Эмилио, затем, видя, что пламя ещё не гаснет, потушила спичку, задув её.

— Теперь вы знаете друг друга. А этого типа, — сказал Балли, намекая на Эмилио, — его вы разглядите на свету.

Балли и Маргарита пошли впереди под руку. Такая высокая и худая фигура Маргариты не могла быть красивой, её шаги были неуверенные и маленькие, учитывая её рост. На ней был жакет ярко-красного цвета, но на её скромной, жалкой, немного кривой спине он терял свою броскость и казался единообразной одеждой подростка; в то время как рядом с Анджолиной даже самые блёклые цвета оживали.

— Как жаль! — пробормотала Анджолина с глубоким сожалением, — её красивая голова нанизана на этот шест.

Эмилио захотел что-то сказать. Он догнал Балли и сказал ему:

— Какие красивые глаза у твоей синьорины! Хотелось бы узнать твоё мнение о глазах моей.

— Глаза неплохие, — заявил Балли, — но нос слеплен не идеально, я увидел недостаток в нижней линии, её можно было бы выполнить и получше.

— Правда?! — вмешалась Анджолина.

— Хотя, возможно, я ошибаюсь, — сказал Балли очень серьёзно, — скоро при свете мы всё увидим.

Когда Анджолина посчитала, что она уже достаточно далека от своего ужасного критика, сказала сердитым голосом:

— Как будто его хромая совершенна.